Турнирная история
Год. Турнир, команда | Тур | Дата |
---|---|---|
Финал |
Читать еще
Александр Македонский был, как известно, великий полководец. Великими полководцами были также Юлий Цезарь, Александр Суворов, Наполеон Бонапарт, Георгий Жуков и, может быть, Жанна д'Арк. Но больше великих полководцев не будет. Вовсе не потому, что человеческий гений в этом направлении иссяк. Со второй половины ХХ века при возникновении конфликтов человечество заговорило на другом языке. По существу, со второй половины ХХ века началась другая история.
У человечества появилось ядерное оружие - оно стало главным фактором политики, главным аргументом при поиске решений, главным доводом в выборе друзей и партнеров. Если сейчас и разгораются крупные конфликты, то большей частью для того, чтобы это оружие никому больше не досталось. Ядерный мир и доядерный мир говорят на разных языках, это две разные цивилизации. Мудрость дала немыслимую силу, и теперь эта сила требует удесятеренной мудрости. И тем, кто обитает в ядерном мире, надо смотреть на мир другими глазами - так волшебник Гудвин в "Изумрудном городе" выдавал жителям зеленые очки.
Но история и политика - это судьбы конкретных людей. Знаем ли мы, помним ли имена тех, кто создал ядерное оружие и привел нас в другой мир? На слуху - затерявшиеся политики, мускулистые теннисисты, однодневные поп-звезды. И эти звезды мерцают холодно и беспамятно пусто. Света нет, но звуки громкие.
27 февраля 1904 года в Санкт-Петербурге родился Юлий Борисович Харитон. Будущий главный конструктор ядерного оружия, трижды Герой Социалистического Труда...
Для каждого небезразлично, в какой семье человек родился-воспитывался. Но советская система возвела значение родственных связей в квадрат. Легче было рабу Эзопу или крепостному Шевченко пробиться в поэты, чем классово чуждому элементу в 1920-1930-е годы получить пристойное образование. Но хуже происхождения, чем у Харитона, придумать было невозможно - просто проклятие.
Его отец был редактором кадетской газеты "Речь", директором санкт-петербургского Дома литераторов. В 1922 году его на "философском пароходе" вместе с Бердяевым, Франком, Ильиным, ректором МГУ Макаровым выслали из Советской России. Харитон-старший обосновался в Риге, издавал газету "Сегодня", в 1940 году после присоединения Латвии к СССР был арестован НКВД и приговорен к высшей мере. Мать Харитона была актрисой, играла во МХАТе, в 1910 году покинула семью, вышла замуж за берлинского психиатра-фрейдиста, в 1930-х годах эмигрировала в Тель-Авив и была похоронена у Стены плача.
Харитон был одним из немногих людей в СССР, кто на протяжении нескольких десятилетий круглосуточно находился под опекой личных телохранителей. Но по-настоящему заложником системы он стал из-за идеологически чуждых родственников. Дело отца Юлия Харитона лежало в сейфе Берии. И никому не известно, что имел в виду этот зловещий человек, когда 29 августа 1949 года после первого удачного испытания атомной бомбы, поцеловав Харитона в лоб, сказал ему: "Вы не представляете, какое было бы несчастье, если бы она не сработала". Когда однажды Андрей Сахаров поделился с ним надеждами на взаимопонимание с высшим руководством страны, Харитон вздохнул: "У этих людей свои представления об авторитете".
Для физиков Энгельс и Ленин не авторитеты
В начале 30-х годов считалось, что ядерная физика не имеет никакого отношения к практической пользе. Так думали даже великие Резерфорд и Ферми. И мысль учителя Харитона академика Абрама Иоффе о том, что ядерная энергия может привести человечество через две сотни лет к решению проблемы энергетического кризиса, была чрезвычайно смелой. В 1932 году в СССР было принято решение о расширении исследований по ядру. Но даже отдаленных мыслей об использовании нового вида энергии для военных целей ни у кого не было.
На рубеже 1930-1940-х годов в США и Германии сделали фундаментальные работы по самоподдерживающейся цепной реакции и расщеплению ядра. Но и наши физики имели достижения. Важную теоретическую работу сделали Юлий Харитон и Яков Зельдович: были определены условия, при которых происходит ядерная цепная реакция. Еще в 1925 году Харитон выполнил работу, которая дала начало исследованиям ветвящихся цепных реакций, за что Николай Семенов в 1956 году получил Нобелевскую премию. Но были также отличные исследования Петржака, Флерова, Курчатова, Френкеля, который сделал первую советскую работу по делению ядра, что было значительно важнее его критического отношения к Энгельсу и Ленину. Иногда опыты проводились на станции метро "Динамо", чтобы исключить влияние космических лучей.
В 1939 году будущий нобелевский лауреат Игорь Тамм сказал о работе Харитона и Зельдовича: "Это открытие означает, что может быть создана бомба, которая разрушит город в радиусе 10 километров". В 1940 году Иоффе заметил: "Вы говорите о необычайной дороговизне. Но если речь идет о том, чтобы сбросить полтонны урана и взорвать половину Англии, тут о дороговизне можно не говорить". В отличие от американских и немецких физиков, которые сумели убедить свои правительства в необходимости работы над новым сверхоружием, советские ученые с такими идеями к руководству не обращались.
В итоге мы отстали с атомной бомбой на несколько лет, что во многом предопределило дальнейший ход мировой истории. Говорить о вине ученых проще всего. С равным успехом можно говорить о вине общества, где наука не востребована и не умеет говорить с властью. В конце 1930-х годов в заключении оказались все советские ракетчики во главе с Королевым, которые досаждали генералам новыми и непонятными вооружениями. В тюрьме оказался и великий авиаконструктор Туполев. Так что больше резона говорить о взаимодействии власти и науки - и власть от недоверия теряет, и наука.
Если бы вы знали, сколько донесли на вас!
И все же какая-то информация до наших ученых докатывалась. В 1940 году по инициативе старейшего академика Вернадского (его сын жил в США) создали комиссию по изучению вопроса: сколько в стране запасов урана? В комиссию от физиков вошли Курчатов, Капица, Иоффе, Вавилов, Харитон. Геологи признались: в отсутствие спроса единственный рудник закрыт, запасы урана неизвестны.
Поначалу с приборами было тяжело. Кварц для осциллографа купили на Тишинском рынке в Москве. Часть приборов вывезли из Германии. Но самое главное - в 1945 году в Германии после детективных поисков на кожевенном заводе удалось найти склад солей урана. В поисках участвовали Харитон и Зельдович, которых по этому случаю обрядили в полковничью форму. Все другие склады, где тоже мог быть уран, будто по досадному совпадению разбомбили союзники
Критерий Харитона
КБ-11, объект № 550, Кремлев, Москва, центр-300, Приволжская контора, Арзамас-75, Саров, Арзамас-16 - в разные времена так называлось место, где в 1946 году было создано сверхсекретное конструкторское бюро по разработке атомного оружия. Его называли советским Лос-Аламосом по аналогии с местом, где находился подобный американский центр. (Любопытно, что в 10 км от нашего Лос-Аламоса стояла деревня Аламасово.) Когда-то здесь жил Серафим Саровский - один из самых почитаемых на Руси святых, был знаменитый монастырь, куда приезжал последний император Николай II с семьей. В годы войны на территории монастыря расположили небольшой оружейный завод. А в 1946 году сюда прислали тысячи заключенных, которые ударными темпами возводили ядерный центр. Многие церкви были разрушены.
Надо "перехаритонить" Оппенгеймера - так говорили в Арзамасе. Роберт Оппенгеймер - руководитель американского атомного проекта, он работал в Кембридже в те же годы, что и Харитон, научный руководитель и главный конструктор советского атомного проекта с 1946 по 1992 год. Маленького роста, невзрачный, очень худой - внешне Харитон резко контрастировал с делом, за которым стояла огромная разрушительная мощь. Из-за непритязательной внешности с ним сплошь и рядом случались забавные истории, когда секретари райкомов и провинциальные вельможи не признавали в нем главного конструктора атомного оружия. До конца 1980-х годов его имени не знал никто, но он был начисто лишен тщеславия и никогда не предъявлял своих чинов. С ним можно было поговорить о Гейнсборо, Гольбейне, Тернере, он радовался томику стихов Михаила Кузмина, был влюблен в Товстоногова и, измотавшись вконец, ходил на последние киносеансы, хотя досадовал, что хороших фильмов почти не снимают.
Харитон наизусть знал тысячи чертежей, которые сопровождали каждое изделие. Он сидел в кабинете до глубокой ночи, но в 8 утра всегда был на работе. Долгие совещания по выходным были обычным явлением, он мягко и застенчиво извинялся перед сотрудниками за очередной вызов, передавал привет их женам. Он проверял каждую деталь перед испытаниями и, к примеру, лично возглавлял разработку нейтронного запала для первой бомбы. Он стал еще более въедливым, изводя сотрудников проверками после первого отказа на испытаниях в 1954 году. Говорили, что у него совсем испортился характер. Нет, не испортился - сам того не ведая, он возвел ответственность в культ.
Рискуя впасть в недопустимый по нынешним временам пафос, надо сказать, что Харитон и все другие ученые сознавали, что они не просто создают атомную, а потом и водородную бомбу, но работают над оружием сдерживания, которое сделает невозможным одностороннее применение ядерного оружия и, значит, сохранит мир. Теми же мотивами руководствовались западные ученые, которые шли на контакт с советской разведкой. По многочисленным свидетельствам, денег за информацию они, даже Фукс, передавший СССР сведения об имплозии, не получали. В 1948 году у США было уже 56 атомных бомб. Объединенный комитет начальников штабов разработал чрезвычайную доктрину "Полумесяц", которая предусматривала "мощное воздушное нападение, использование разрушительной и психологической мощи атомного оружия против жизненно важных центров советского военного производства". Было скрупулезно подсчитано, сколько миллионов советских людей погибнет и на сколько процентов снизится промышленный потенциал СССР. Счастье, что президент Трумэн отклонил этот план.
Харитон любил повторять: "Надо знать в десять раз больше того, что мы делаем". Коллеги называли это правило "критерием Харитона", хотя первый, научный критерий Харитона следовал из его классической работы 1940 года по цепным реакциям. Но своей научной карьерой он сознательно пожертвовал. И категорически запрещал - быть может, в том был какой-то не понятый никем смысл - подписывать свои официальные бланки титулом "академик".
Вторая советская атомная бомба РДС-2 была испытана в 1951 году. Она была вдвое легче и вдвое мощнее американской. В 1953 году СССР испытал первую в мире водородную бомбу конструкции Сахарова. 30 октября 1961 года в СССР над Новой Землей был осуществлен непревзойденный по мощности взрыв 50-мегатонной бомбы, которая была в 3 тысячи раз сильнее бомбы, сброшенной на Хиросиму. В главе авторов разработки стоит фамилия академика Сахарова.
Сахаров и Харитон
Эту подпись ему ставят в вину до сих пор. Почему он, не боявшийся Берию, испугался Брежнева? Может быть, болото страшнее пропасти... Домашние рассказывают, что для Юлия Борисовича это был самый мучительный шаг в его жизни. Он не обольщался по поводу режима, хотя при его замкнутости услышать от него даже реплику по этому поводу могли лишь самые близкие люди. (Однажды Харитон тихо сказал, что через 15-20 лет среди наших руководителей появятся люди, которые будут играть не в домино, а в шахматы, но парная баня все равно будет объединять и тех, и других.) Проработав два года в Кембридже - это было самое светлое время в его жизни, - он не мог не разделять мыслей Сахарова о необходимости сближения двух идеологических систем. И он поддерживал Сахарова в его борьбе с Лысенко. Но сейчас за ним стоял огромный коллектив и огромное дело, от которого он мог быть отстранен. И он поставил осуждающую подпись. Дома был скандал, на Юлия Борисовича было страшно смотреть...
И Сахаров никогда не бросал упреков Харитону. Когда у Юлия Борисовича умерла жена, первым позвонил Сахаров. Через полчаса - Брежнев: "Сочувствую, у вас умерла матушка". "Это была моя жена", - поправил Харитон.
На похоронах Сахарова Харитон стоял у гроба совершенно потерянный. Это была не первая тяжелая утрата. В 1961 году фактически на руках у Харитона во время прогулки умер Курчатов. Потом ушли Зельдович, Семенов, Александров. Жена, единственная дочь...
Последний раз он вышел на люди в 1996 году, когда в Колонном зале проходило торжественное заседание, посвященное 100-летию его учителя Николая Семенова. На тот момент Юлий Борисович Харитон был последним трижды Героем Социалистического Труда в нашей стране. Когда-то он стал первым из них.
В президиуме сидели Ельцин, Черномырдин, Лужков и смотрели в зал. С трибуны говорилось о замечательной роли наших ученых. Академик Харитон сидел в зале, хотя именно благодаря ему с теми, кто сидел в президиуме, еще разговаривали на равных.
Наука и власть
История советского атомного проекта, как и судьбы замечательных ученых, работавших над бомбой, дают богатую пищу для размышлений о связи между наукой и властью. Советский атомный проект был реализован в невиданно короткие сроки потому, что наши ученые еще оставались частью мировой научной элиты. И потому, что в самом СССР физика, хотя ученые сохраняли лояльность к власти, по своей сути оставалась островком интеллектуальной свободы. С другой стороны, именно физика, хотя и была поставлена на службу государству, являлась тем стержнем, где в СССР поддерживались принципы демократии и здравого смысла. Власть ради своего выживания нуждалась в науке, но наука оказывала влияние на власть и подталкивала ее к реформам. Если наука была цивилизующей силой в советском государстве, то какую роль играет она сейчас?
Харитон застал иную эпоху. Он написал жесткое письмо Горбачеву: ради сохранения мира нельзя "рушить ядерный архипелаг". "Что изменилось? - говорил он. - Раньше генеральный секретарь звонил мне раз в месяц, секретарь по обороне - раз в неделю, заведующий оборонным отделом - каждый день. Необязательно по работе - просто здоровьем интересовались, спрашивали, не нужно ли помочь. А вот приезжал Ельцин. Сказал, что мы нужны России. Но деньги должны сами зарабатывать". Впрочем, с деньгами у него во все времена были отношения сложные. Оказавшись однажды в ресторане, он, никогда не имевший дело с бытовой стороной жизни, дал швейцару такие чаевые, что у того глаза на лоб полезли.
Многие предлагают присвоить имя Харитона Всероссийскому НИИ экспериментальной физики в Арзамасе-16. Другие наши ядерные центры получили имена своих руководителей, которые были замечательными учеными и организаторами, но все же - без обиды - не сыграли в атомном проекте такой роли, как Харитон. Есть решение Государственной думы, есть письма самых уважаемых академиков обоим российским президентам. Но есть и противники. Вслух аргументы не произносятся. Иногда говорят, что надо было ему раньше уйти. А есть еще негласное мнение, что нельзя называть крупнейший научный центр, расположенный в святом для православных месте, именем человека неславянского происхождения, при котором были погублены многие церкви. А вернее всего, это борьба амбиций. И это так мелочно. И так свойственно нашему времени...
Гость
Юлий Харитон
Yuliy Khariton
Юлий Харитон
главный конструктор ядерного оружия, трижды Герой Социалистического ТрудаПомогите связаться с Русланом Кравец
Здравствуйте.Помогите мне найти номер телефона или электронную почту Руслана Кравец(мужа Алены).Спасибо всем заранее.
За наш Айастан!!!
Меня зовут Самвел. Я родился в Ашхабаде. Мне 56 лет.
Имею небольшой бизнес в Подольске. Здесь живу с 1997 г.
Я армянин до мозга костей. Люблю свою нацию, хоть и говорю только на карабахском, откуда родом мои родители. Суть вот в чем. Как то лет 10-15 назад читал, что Азербайджан выделяет огромные средства на улучшение имиджа страны. И у них это здорово получается. Проводят различные культурные, спортивные, политические мероприятия...
Моя историческая Родина не может похвастаться тем-же. Собственно что я пишу. У меня есть идея Будет отлично провести матч мирового уровня в Ереване. Игра уникальная сама по себе, хоть в нее играют миллионы. Азартная и восхитительная. Более чем уверен раскрутить ее можно быстро, но центром должен стать Ереван. Если можно было бы встретиться - я все объясню. Овчинка стоит выделки.
Дай эту идею Азербайджанцам, они озолотят. Честно.
Я думал кому бы эту идею предложить? Изначально было пойти и предложить именно азербайджанцам. Арас Агаларов. Это ведь достучаться надо. Но у них чутье есть. Я думаю получилось бы. Потом подумал а почему не Самвел Карапетян? Все таки нужно у нас провести это мероприятие..
Но как к нему пойти?
Жизнь быстро идет. Мне хватит для объяснения 15-20 минут. Это чтобы объяснить суть. А дальше если захотите можем и больше поговорить.
Я живу в Подольске. Располагаю своим временем полностью.
Поздравление
Уважаемый Петр Ильич, поздравляю Вас с днем рождения. Желаю всего самого доброго: здоровья, успехов в жизни и в творчестве. С уважением дочь Загуменникова Н. И.
юра привет из кемерово
юра привет из кемерово ты наверное забыл меня я сергей виноградов помнишь меня мой телефон 79133216382 поз0вани мне я покупаю квартиру в санкт петербурге и перевожу весь бизнес туда жду сергей виноградов твоего звонка привет тебе от лены
продаю эксклюзивую мини скульптуру из книги рекордов Евроры.
Я не робот...
Лучшие недели
Ирина Основина | Эйприл Гриффитс. 30 лет на сыре и хлебе | «Нелогичная и невозможная» смерть сестер |
Добавьте свою новость
С днем рождения Харитон
Юлий Борисович Харитон, чье 100-летие со дня рождения отмечалось в феврале нынешнего года, был выдающимся ученым даже среди тех немногих, кто первым осознал громадный потенциал атомной энергии. Он внес решающий вклад в развитие ядерной физики и, прежде всего, в создание советской атомной бомбы и термоядерного оружия.
Юлий Борисович Харитон(1904-1996).
Первый научный руководитель Ю. Б. Харитона Н. Н. Семенов. Середина 1920-х годов.
Юлий Харитон - студент физико-технического факультета Ленинградского Политехнического института. 1924 год.
Ю. Б. Харитон после защиты докторской диссертации в Кембридже. 1928 год.
Ю. Б. Харитон (слева), П. Л. Капица (в центре) и Л. Термен у стен Кавендишской лаборатории. 1927 год.
И. В. Курчатов и Ю. Б. Харитон. Начало 1950-х годов.
Сотрудники КБ-11. Крайний слева П. М. Зернов, крайний справа И. В. Курчатов, рядом с ним К. И. Щелкин.
Натурный эксперимент по разработке конструкции первой атомной бомбы РДС-1 на испытательной площадке КБ-11.
Взрывной опыт на внутреннем полигоне.
Макет первого ядерного заряда. Музей ядерного оружия ВНИИЭФа в Сарове.
Атомные бомбы РДС-1 (слева), РДС-4 (вверху) и водородная бомба РДС-6С (справа). Музей ядерного оружия ВНИИЭФа в Сарове.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Наука и жизнь // Иллюстрации
Разработчики атомного термоядерного оружия, в том числе сверхмощной водородной бомбы РДС-6, академики Я. Б. Зельдович (вверху), И. Е. Тамм (в центре) и А. Д. Сахаров.
Ю. Б. Харитон (на фото - четвертый слева) в математическом отделении ВНИИЭФа, в числе первых в стране освоившем вычислительную технику.
Лазерное отделение ВНИИЭФа. Ю. Б. Харитон у макета камеры установки ИСКРА-4.
Для исследования процессов обжатия ядерного заряда во ВНИИЭФе использовали метод математического моделирования на ЭВМ. На снимках: двухмерная модель распространения продуктов взрыва в различные моменты времени.
В разные годы во ВНИИЭФе были созданы уникальные физические установки, оснащенные самыми совершенными методиками и средствами измерения: быстрый импульсный графитовый реактор (БИГР) - 1.
Линейный импульсный ускоритель (ЛИУ-10) - 2.
Рентгеновская импульсная установка (РИУС 3В) - 3.
физический котел на быстрых нейтронах (ФКБН-2М) - 4.
Оборудование для работы с радиоактивными изотопами в боксах - 5.
Лазерная установка "Луч" - 6.
Лазерная установка "Искра-5" - 7.
Улица академика Харитона в Сарове.
Спустя несколько лет, когда Берию арестовали, из обвинительного заключения стало известно, что он не только западный шпион и диверсант, но и большой любитель женщин, которые наградили его "дурной болезнью". Физики, как известно, изрядные шутники, и после объятий Берии Харитон в очередной раз оказался в центре их внимания. Близкие друзья "предупреждали" друг друга, что пожимать руку Харитона небезопасно.
Юлий Борисович всегда ценил шутки в свой адрес и при случае рассказывал их сам. Эпизод с поцелуем Берии он тоже поведал мне, когда вспоминал об испытаниях первой атомной бомбы. Однако, честно признаюсь, я так и не понял: правда это или еще один миф о главном конструкторе.
Но совсем иную правду о ХХ веке и о времени, что пережила наша страна, рассказывает судьба Юлия Борисовича Харитона. Его биография покажется непосвященному не только богатой на всевозможные события, но и почти невероятной. Действительность оказалась намного щедрее и разнообразнее, чем любой приключенческий или фантастический роман, созданный воображением писателя.
Мне посчастливилось не раз встречаться с Юлием Борисовичем Харитоном, провести много часов рядом, беседовать, причем не только с ним, но и о нем с его коллегами и друзьями. Тот образ человека и ученого, который сложился у меня конечно же субъективен, но уверен, он близок к реальному, потому что я мог судить о человеке "со стороны", что в нашей жизни немаловажно.
Коллеги и соратники всегда (когда это было возможно по условиям секретности) с удовольствием рассказывали о Харитоне. Каждый спешил поведать какую-нибудь легенду о Юлии Борисовиче, иногда даже не одну, и подчас было трудно определить, где правда, а где вымысел. Но у меня появилась возможность узнать об истинности легенд от их главного героя, и я, не стесняясь, расспрашивал его.
Мне говорили: "С ним весело, он любит добрую шутку". Харитон комментировал так:
- А мне кажется, что я довольно скучный человек…
"С ним интересно, - рассказывали мне, - его отличают нестандартность подхода к проблемам, оригинальность выводов… Всегда трудно предсказать, как именно он среагирует на то или иное событие или результат. И это прекрасно!" Юлий Борисович возражал:
- Я молчаливый человек, неразговорчивый…
"А как удивительно интересно он выступает! Литературу знает прекрасно, однажды стихи Марины Цветаевой читал - заслушались. И никогда не говорит по бумажке, терпеть не может выступать по писаному…" Харитон признавался:
- Мне очень трудно говорить, нескладно получается. К примеру, всегда нелегко отчитываться перед избирателями - я, ко всему прочему, депутат Верховного Совета СССР, - ведь необходимо сказать главное и не упустить ничего важного, ну а какой из меня оратор. Я документы возвращаю своим подчиненным по несколько раз, потому что считаю, что они должны быть написаны четко, ясно и хорошим русским языком…
Кому и чему верить? Служение науке - это не только радость познания, взлет вдохновения, открытие неизвестного, проникновение в новые области. Это еще и гражданская позиция ученого, его патриотизм, его преданность делу. И лучшие представители отечественной науки, ее лидеры, всегда это понимали. Они этим жили и живут. Судьба академика Юлия Борисовича Харитона - ярчайший тому пример.
ВОСХОЖДЕНИЕ
Как жаль, что нет "машины времени"! Включил бы ее счетчик и перенесся в 20-е годы в Петроград и, подобно студенту Юлию Харитону, отправился из центра города на окраину, в Политехнический институт. Пришел бы на лекцию чуть раньше, осмотрелся. Да, довольно пестро выглядит студенческая аудитория - кто в бушлате, кто в армейской шинели, кто в телогрейке. Холодно, голодно… Но вот появляется профессор. Одет безукоризненно: в пиджаке, при галстуке. Хоть и стужа на дворе, а он, кажется, и не замечает, что давно уже не топлено. Его голос звучит громко, дикция четкая. Но не это главное - тишина в аудитории удивительная, потому что лектор не пересказывает учебники и книги, а размышляет и тем самым побуждает слушателей вместе с ним думать и анализировать то, что происходит в физике сегодня. Впрочем, а что в ней может происходить? Кто-то из больших ученых еще несколько лет назад заявил, что физика исчерпала себя и что в этой науке все существенное уже известно.
- Мне повезло: я попал в поток, где курс физики читал Абрам Федорович Иоффе, - рассказывал Юлий Борисович. - Прослушал две-три его лекции и понял, что самое интересное - не электротехника, которой я в то время увлекался, а физика. И не я один, а буквально вся аудитория замирала и с волнением слушала то, что говорил Иоффе. Под влиянием его лекций я перешел на другой факультет. После первого курса Абрам Федорович поручил нескольким студентам составить и в дальнейшем прочитать на семинаре рефераты. Мне досталась тема "Работы Резерфорда в области строения атома". Это было первое знакомство с ядерной физикой, интерес к которой никогда уже потом не покидал меня.
Ленинградский Физтех… В те далекие годы в его стенах собрался весь цвет будущей отечествен ной физики. Семенов, Капица, Курчатов, Александров, Алиханов, Кикоин, Курдюмов, Френкель, Шальников - да разве возможно даже упомянуть их всех! Пройдут годы, и эти молодые ученые возглавят крупнейшие научные центры страны, откроют новые направления в науке, выведут физику на передовые рубежи научно-технического прогресса. Но это будет через два десятка лет, а тогда…
- Что помогало выявлять таланты, давать им крепнуть, расти?
- Прежде всего надо было приметить талант, а такой способностью обладал не только Иоффе, но и его ближайшие помощники. И в первую очередь Николай Николаевич Семенов. Однажды встречает он меня во дворе института и говорит радостно: "Сейчас принимал экзамен на втором курсе, очень интересный паренек отвечал, фамилия его Кикоин. Запомните…"
Юлий Харитон испытал такую же заботу и внимание на себе. После первого курса Семенов пригласил его прогуляться по парку. Присели на скамейку, и тут Николай Николаевич предложил студенту работать в лаборатории, которую он создает в Физтехе.
- Я согласился, хотя жил в центре Петрограда, а до института было восемь километров. Частенько приходилось идти пешком туда, а иногда и обратно. Время от времени, когда, бывало, заработаешься допоздна, оставался на работе на ночь и спал на лабораторном столе. Но в 17 лет это не слишком трудное дело… Конечно, можно создать наиблагоприятнейшие условия для выявления и развития талантов, но необходимо и иное - самоотверженность, преданность делу и труд. Если человек работает по 12-16 часов в сутки, его иногда с осуждением называют "фанатиком". Да, они были фанатиками, но никто не заставлял их, не принуждал - это было упоение трудом, высшее наслаждение, доступное человеку. Но они не стали аскетами. Влюблялись, веселились, разыгрывали друг друга, в общем, жили радостями, доступными в то время молодым людям. И эти ощущения молодости каждый пронес сквозь годы.
- Одно из самых ярких впечатлений юности, - вспоминал Харитон, - встреча в Доме литераторов с Маяковским. Я не очень любил его стихи, не понимал их… Но вот поэт вышел на сцену и начал читать. Это было потрясающе! Вернулся домой, достал томик его стихов и уже по-иному увидел Маяковского. С тех пор он стал для меня одним из самых любимых поэтов. Мне посчастливилось слышать и Блока, видеть на сцене Качалова… Да, мы были увлечены физикой, много работали, но тем не менее старались увидеть и узнать побольше…
1928 год. Гитлер еще не пришел к власти, но в Германии уже появились фашистские листовки. Молодой физик, приехавший в Берлин в служебную командировку, интересовался у немецких ученых, как они относятся к нацистам. Те только посмеивались: эти "опереточные мальчики" не опасны, серьезно к ним не следует относиться.
- Мы были подкованы политически получше, чем наши немецкие коллеги, и прекрасно понимали, какую угрозу несет фашизм. Но наших опасений немецкие интеллигенты тогда не разделяли. К сожалению, свою ошибку они поняли слишком поздно.
Они уже давно работали вместе. Встречались чаще всего по вечерам, так как расчеты нейтронно-ядерных цепных реакций были для них "внеплановыми". Харитон в то время руководил лабораторией взрывчатых веществ, а Зельдович вел теоретические исследования. Конечно, никто и не думал о ядерной бомбе, однако физики уже обнаружили и наблюдали ядерные превращения, да и в Физтехе произошли перемены: Игорь Васильевич Курчатов "оставил" физику твердого тела и занялся новой областью науки.
Мы пьем чай. Рассматриваем фотографии. Шутим с внучкой Юлия Борисовича. И оба прекрасно понимаем, что предстоит нелегкий разговор. Я давно уже заметил: трудно вспоминать о жестокой военной поре, когда твой город стягивала блокадная петля, на фронтах погибали друзья и близкие…
Физики Ленинграда заняли свое место в строю защитников Родины. Многие ученые ушли на фронт, трудились на оборонных предприятиях. Курчатов и Александров вели работы по размагничиванию боевых кораблей. Харитон работал в одном из институтов, создававших новые взрывчатые вещества и боеприпасы, сначала в Ленинграде, потом в Казани, а в 1942 году - в Москве.
- И вот однажды меня приглашает к себе Игорь Васильевич и предлагает перейти работать к нему. Война в разгаре. Мы занимаемся нужным для победы делом - и вдруг такое предложение! Я возражаю: считаю своим долгом до конца войны работать для фронта… А Курчатов объясняет: мы должны заботиться о будущей безопасности страны, нельзя упускать время. Уговаривать Курчатов умел, даже мою жену убеждал, что мне необходимо перейти к нему. Естественно, я согласился... Перед физиками и физикой стояла совсем новая, а значит, и очень интересная задача.
…Дома у Юлия Борисовича много фотографий. Есть среди них и видовые снимки. Их автор - академик Харитон.
- Это хобби? - интересуюсь я.
- Фотографией увлекался, - подтверждает он, - но времени всегда не хватало, потому что физика требует постоянных размышлений.
- И не оставляет в покое никогда?
- Физика - это моя жизнь…
- Мне довелось видеть ядерный взрыв не в кино, а наяву. Это был ад… Другого сравнения в голову не приходит… И американские физики, описывавшие первые испытания ядерного оружия, подчеркивали, что им было очень страшно… А вам?
- Дело не в страхе. Не забывайте, у нас была сверхзадача: в кратчайшие сроки создать сверхмощное оружие, которое могло бы защитить нашу Родину. Когда удалось решить эту проблему, мы почувствовали облегчение, даже счастье, ведь, овладев новым оружием, мы лишили другие страны возможности применить его против СССР безнаказанно, а значит, оно служит миру и безопасности. Все, кто принимал участие в Атомном проекте, сознавали это и работали, не считаясь ни со временем, ни с трудностями, ни со здоровьем… Ну а ядерный взрыв? Он способен и созидать. У него есть мирные профессии: укрощать газовые фонтаны, создавать в пустыне искусственные водоемы и многое другое.
- Пожалуй, вы лучше многих понимаете, сколь велика опасность ядерной катастрофы…
- И не только ее. Другие виды оружия тоже опасны. Его накоплено столько, что все человечество находится под угрозой. Сила ядерного оружия наглядна - достаточно увидеть последствия взрыва. Но есть и иные средства массового уничтожения, в первую очередь бактериологическое и химическое оружие. Бинарные снаряды с нервно-паралитическим газом - разве это не чудовищно? Или биологическое оружие? Я считаю, необходимо бороться против всех средств массового уничтожения.
САМЫЙ СЕКРЕТНЫЙ АКАДЕМИК
Отмечался юбилей ленинградского Физтеха. Вечером на вокзале в Москве за пять минут до отхода "Красной стрелы" встретились академики Келдыш, Александров, Миллионщиков, Капица, Семенов, Харитон, Арцимович, Зельдович - делегация Академии наук СССР. Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии, был единственным, кто не работал в Физтехе. Среди этой компании оказался и автор этих строк, в то время корреспондент отдела науки "Комсомольской правды". Келдыш великодушно разрешил мне ехать вместе с делегацией. В купе я оказался с худым, невысокого роста человеком. Он поздоровался, снял плащ, потом пиджак, аккуратно повесил их на вешалку и сразу же вышел. Я поднял глаза и увидел на лацкане пиджака три Звезды Героя! Понял, что мой сосед - академик Харитон.
А вагон уже дрожал от хохота. Ученые набились в одно купе и рассказывали анекдоты. Предусмотри тельные Александров и Зельдович достали "резерв главного командования" и разливали по очереди. Анатолий Петрович Александров предпочитал "беленькую", а Яков Борисович Зельдович настаивал на том, что "отъезд всегда надо отмечать коньячком". Так как к единому мнению не пришли, то пришлось ликвидировать обе бутылки. Тогда свою лепту внес Юлий Борисович, и я узнал, что он на стороне Александрова…
Было удивительно тепло, весело, непринужденно. Убеленные сединами ученые словно сбросили груз лет и вновь оказались в своей юности - такой незабываемой и неповторимой. Редко им доводилось видеться, много забот у каждого, а теперь - всего на два дня - они освободились от них и ехали "домой", в Физтех, который вновь собрал их вместе.
В те далекие шестидесятые годы я даже не подозревал, что этих ученых объединяет не только прошлое, но и то настоящее, которое скрыто от посторонних глаз многими запретами и барьерами, определяемыми всего несколькими словами: "Сов. секретно. Особая папка". Это были документы и дела, к которым имели отношение всего несколько человек в стране. И Харитон в их числе.
Некоторые документы Атомного проекта СССР рассекречены совсем недавно, уже после ухода Юлия Борисовича из жизни. Убежден, что он и не подозревал, насколько часто его имя встречается в них. Так, в протоколах заседаний Технического совета Специального комитета при ГОКО, где решались все главные проблемы создания ядерного оружия в СССР, среди его членов непременно значится Харитон.
По-настоящему старт Атомного проекта был дан сразу же после атаки американцев на Японию. Первое заседание состоялось 27 августа 1945 года. В сентябре собирались уже пять раз - 5, 6, 10, 16 и 24-го. Именно в эти дни были определены главные направления работы. Будущие атомные бомбы начали называть "изделиями", и этот термин сохраняется до сегодняшнего дня. Ну а "главным бомбоделом" стал Юлий Борисович Харитон.
15 октября 1945 года он выступил на Техническом совете с докладом "О принципах, положенных в основу разработки образцов заводской продукции". Одно из поручений по докладу: "… представить в десятидневный срок на рассмотрение Технического совета предложения по вопросам организации одного или нескольких бюро для проведения более интенсивных исследований, конструирования и изготовления образцов заводской продукции, учитывая при этом необходимость создания условий совершенно закрытого характера этих работ". Этот документ можно считать началом биографии ядерного научного центра "Арзамас-16", основателем и бессменным научным руководителем которого был Ю. Б. Харитон.
Однажды мы встретились с Юлием Борисовичем поздно вечером в его кабинете в "Белом доме" - так называют главный корпус центра. Он находится в самом начале "промзоны", сразу же за специальной "полосой безопасности", которая охраняется чуть ли не строже, чем государственная граница. В этой привычной для Юлия Борисовича обстановке разговор был откровенным и более открытым, чем обычно. Я спросил его:
- Современная структура ядерного центра родилась при его закладке?
- Пожалуй... Когда организовывали институт и КБ, я посчитал, что недостаточно хорошо разбираюсь в организационных вопросах. Чтобы использовать свои возможности максимально и заниматься только наукой и техникой, то есть быть по-настоящему главным конструктором, нужен был еще один руководитель, который взял бы на себя все остальное. Так появилась должность директора. Я посоветовался с Курчатовым, а затем обратился с такой просьбой к Берии. Директором назначили Павла Михайловича Зернова, заместителя наркома. Мы дружно с ним работали. Начали с поиска места для "Объекта". Нас тогда было немного, вместе с Зельдовичем всего несколько человек. Мы понимали, что для атомной бомбы потребуется много взрывчатых веществ, а потому место должно быть уединенным. Ванников посоветовал объехать заводы, которые производили боеприпасы. Мы побывали в ряде мест, и здесь нам показалось удобнее всего: маленький заводик и большой простор.
- Насколько мне известно, вы были в Германии сразу после Победы?
- В составе комиссии, которую возглавлял Завенягин. Вместе с Кикоиным мы начали искать в Германии уран. Обнаружили, что на одном из складов он был совсем недавно, но военные вывезли его как краску, ведь окись урана ярко-желтого цвета. На границе с американской зоной нам все-таки удалось найти 100 тонн урана. Это позволило сократить срок создания первого промышленного реактора на год… Однако я вскоре вернулся в Москву, необходимо было разворачивать работы по атомной бомбе.
- Уже здесь, в "Арзамасе-16"?
- Да. Курчатов одобрил выбор места, и началась энергичная работа по созданию лабораторий и набору кадров. Мы с Щелкиным составили первый список научных работников - 70 человек. Поначалу казалось, что это слишком много, ведь никто тогда не представлял масштабов работы.
Из Справки о строительстве специальных объектов:
"За период времени с конца 1945 г. и по 1 сентября 1949 г. Главпромстроем МВД СССР построено и введено в действие 35 специальных объектов, в том числе научно-исследовательских институтов, лабораторий и опытных установок - 17, горнорудных и металлургических предприятий - 7, комбинатов и заводов основного сырья - 2, химических предприятий - 5, машиностроительных и прочих предприятий - 4 …
Продолжается строительство 11 научно-исследовательских и промышленных объектов, а также жилых домов и коммунально-бытовых сооружений. Наряду с этим ведутся дальнейшие работы по развитию и наращиванию новых мощностей на введенных в действие объектах".
Пожалуй, впервые мы можем представить, как именно создавалась атомная промышленность страны. Особую роль в этом процессе конечно же занимало "хозяйство Харитона". Впрочем, оно также именовалось и "хозяйством Зернова". Все зависело от того, какие специалисты направлялись на работу в КБ № 11. Если это были физики, то они ехали "к Харитону", а инженеры и конструкторы - "к Зернову".
В документах о КБ № 11 значилось: "…а) общая численность работающих - 4 507 чел., в том числе: научных и инженерно-технических работников - 848… Руководящий состав: 1. Начальник КБ № 11 - т. Зернов П. М.; 2. Гл. конструктор - чл.-кор. АН СССР Харитон Ю. Б.; 3. Зам. гл. конструктора - проф. Щелкин К. И.; 4. Зам. гл. конструктора - инж. Духов Н. Л.; 5. Зам. гл. конструктора - инж. Алферов В. И…"
Наш вечерний разговор с академиком Харитоном продолжался. Он сказал:
- Как известно, мы получили довольно подробную информацию от Фукса. Он дал описание первой атомной бомбы, и мы решили сделать нашу аналогично американской.
- Копировать, конечно, легче…
- Не скажите! Работа была напряженной и нервной. Просчитать все процессы, происходящие в атомной бомбе, все давления, а они разные, ведь идет детонация по взрывчатому веществу, - это очень тонкая работа. Я решил создать две группы, которые должны были работать параллельно: первая дала заключение - изделие сработает, вторая - не сработает. Оказалось, что права первая группа… Этот пример я привел как иллюстрацию того, насколько нервной, напряженной была обстановка.
- Но по ходу дела изменялись и задачи?
- Конечно. На определенном этапе потребовались уже не физики, а взрывники. На должность заместителя главного конструктора пригласили Духова из танковой промышленности. Всё и всех, если это было необходимо, нам предоставляли без промедления. Масштабы работ становились все шире и шире, особенно при создании водородной бомбы.
- Вас часто называют "отцом атомной бомбы". Это так?
ЗЕРКАЛО "АДА"
Несколько раз мы подолгу беседовали с Юлием Борисовичем. Это было в 60-80-х годах теперь уже прошлого века. Харитон подробно рассказывал о работе в Физтехе, о военном времени, об Иоффе и Курчатове, но стоило завести речь о ядерном оружии, он тут же замолкал. "Нельзя, - говорил он, - но обещаю, что при первой возможности расскажу…"
И вот однажды у меня дома раздался телефонный звонок. Голос Харитона:
- Помните, вы просили рассказать о первых испытаниях?
- Конечно, - неуверенно ответил я, так как, признаюсь честно, забыл о нашей договоренности.
- Пожалуй, теперь можно, - сказал Юлий Борисович. - Если не возражаете, я сейчас приеду…
Было начало восьмого утра. Я понял, что академик звонил с вокзала, куда только что пришел поезд из "Арзамаса-16". Через полчаса Юлий Борисович был у меня. Мы пили чай и разговаривали не только о первом испытании.
- У вас были сомнения, что первая бомба, ну, не получится, что ли, не сработает?
- Нет. То количество плутония, которым мы располагали, позволяло нам не сомневаться, что будет так, как мы рассчитывали. Провала мы не боялись. Экспериментально все было проверено.
- На первом этапе вы постоянно дублировали американцев?
- Вы были на испытаниях водородной бомбы?
- Конечно. Наблюдательный пункт находился на расстоянии 70 километров от эпицентра. На краю поселка стояло здание, а внизу амфитеатром были расставлены скамьи. Там собралось много военных, они наблюдали за взрывом и только еще пытались понять, что такое атомная бомба… Мы с Игорем Васильевичем стояли наверху. Бомбу сбрасывали с самолета, и взрыв был в воздухе. Ударная волна пришла через три минуты, сорвала с военных фуражки. Потом они долго не могли их найти… После испытаний мы поехали на место, то есть под точку взрыва, и увидели, как "вздулась" земля… Очень страшное это оружие, но оно было необходимо, чтобы сохранить мир на Земле. Я убежден, что без ядерного сдерживания ход истории был бы иным, наверное, более агрессивным. По моему убеждению, ядерное оружие нужно для стабилизации обстановки, оно способно предупредить большую войну, потому что в нынешнее время решиться на нее может только безумец. Пока современное ядерное оружие отвечает самым жестким требованиям. Но я постоянно напоминаю о безопасности, о комплексе мер, которые должны ее обеспечивать. На мой взгляд, сегодня - это главная проблема. Остальное мы уже решили в прошлом…
- Понятно, что у нас, обывателей, есть страх перед бомбой: не может ли с ядерным оружием произойти то же самое, что случилось в Чернобыле? Ведь даже в канун катастрофы физики утверждали, что ее произойти в принципе не может! И тут же - крупнейшая авария… Есть ли гарантии в отношении оружия?
- Мы никогда не говорили, что наши "изделия" абсолютно безопасны! Наоборот, всячески подчеркиваем, что они опасны, и поэтому необходима очень высокая тщательность в работе и в обеспечении доступа к ядерному оружию. Речь идет не о ядерном взрыве. Приходится, например, возить наши "изделия" по железной дороге, где возможны аварии. Бывают и сходы составов с рельсов, и пожары. Поэтому мы постоянно призываем к максимальной бдительности, сокращению перевозок и так далее. Этой гранью безопасности мы специально занимались. Поскольку заводы разбросаны, пришлось провести некоторую перекомпоновку производств, чтобы наши заряды в собранном виде перевозит ь на минимальные расстояния… Раньше, на мой взгляд, очень легкомысленно это делалось, но мы вмешались , и многое изменилось - ненужные перевозки сократились. Если, к примеру, злоумышленник или террорист решится выстрелить в "изделие", то в ряде его конструкций это может вызвать детонацию взрывчатого вещества, что приведет к распылению ударной волной плутония и, как результат, возникновению радиоактивного облака. У американцев, как известно, над Испанией случилась авария - самолет потерял атомную бомбу, произошел взрыв обычной взрывчатки , и распылился плутоний. Очистка местности потребовала гигантских затрат… Так что надо "держать ухо востро". Вопросы безопасности должны находиться на первом плане. Но не так легко этого добиться, ведь кроме понимания нужны и определенные финансовые затраты.
НЕБЛАГОНАДЕЖНАЯ ФАМИЛИЯ
Отца в 1922 году выслали из страны как "идеологически вредный элемент". Он обосновался в Риге. В 1940 году после вступления в Прибалтику советских войск был арестован и отправлен в лагерь, где и погиб. Мать - актриса. Работала в Художественном театре. Уехала на гастроли в Германию и не вернулась. Сестра оказалась на оккупированной фашистами территории, что в те времена считалось преступлением. Да и сам Юлий Борисович выезжал в Англию, где работал у Резерфорда. На пути домой он побывал в Берлине, а там, вполне вероятно, мог встречаться с матерью…
В общем, одного из руководителей Атомного проекта любой, даже самый заурядный следователь "ведомства Берии" мог обвинить и в шпионаже, и в предательстве Родины. Не сомневаюсь, что с таким ощущением Харитон жил и работал. Но вспоминать об этом не любил.
В одной из бесед я спросил его:
- Сахаров как-то сказал о создании ядерного оружия: "Я тоже прилагал огромные усилия, потому что считал: это нужно для мирного равновесия. Понимаете, я и другие думали, что только таким путем можно предупредить третью мировую войну"… Вы согласны с ним?
- Конечно. Мы обеспечивали оборону страны. В коллективе ученых, создававших атомное оружие, царило взаимопонимание, была спайка, дружба крепкая… Шла спокойная и напряженная работа. Хотя, конечно, без "сукиных сынов" не обходилось… Однажды приезжаю на комбинат, Игорь Васильевич Курчатов пригласил, у него день рождения был. Выпили в компании… А потом один из сотрудников приходит ко мне и говорит: "Если бы вы знали, сколько на вас писали!" Я понял: доносчиков хватало - везде были люди Берии.
- Вы часто контактировали с Берией?
- Сначала все проблемы решали через Курчатова. А потом приходилось и мне общаться…
- Он считался с вами?
- Вам приходилось это наблюдать?
- Сколько вы видели ядерных взрывов?
- Точно не помню. Все - до 1963 года, пока испытания не ушли под землю. Честно скажу, страха, ужаса не было. Ведь все можно рассчитать, а значит, не бояться неожиданностей.
- Всю жизнь вы создавали атомные бомбы, а теперь мир борется за уничтожение атомного оружия. Вам не кажется, что ваш труд…
-… напрасен? Нет… Поначалу думалось о возможности войны, и она была реальна. Кто знает, что могло случиться, не будь у Советского Союза "ядерного щита"… Не буду скрывать и иной аспект: мы не думали тогда о возможности гибели человечества. Важно было, чтобы потенциальный противник тебя не обогнал… А сейчас человечество может погибнуть, поэтому нужен иной подход к оценке последствий атомной войны… Меня сегодня больше волнует другая сторона вопроса - борьба с АЭС. Людьми движет страх. Но не атомные станции грозят гибелью человечеству, а парниковый эффект. И с этой реальной катастрофой, очертания которой видны, можно бороться только с помощью АЭС. Безопасные отходы - реальность атомной энергетики. Эти проблемы нужно решать. А вот выступать против АЭС, демонтировать, запрещать их - безумие. Нельзя делать ошибки при проектировании, строительстве, эксплуатации - это ясно, но разумное и серьезное использование атомной энергии - вот главное направление. Надо заниматься и термоядерной энергетикой.
- Вы в этом убеждены?
- Абсолютно! Атомная энергетика - магистральный путь развития человечества…
… В последние годы жизни Юлий Борисович Харитон ослеп, восстановить зрение врачам как в России, так и в Америке не удалось, но это не мешало ему четко "видеть" будущее.
ТАЙНЫ "ШКОЛЫ ХАРИТОНА"
Ну а мы, журналисты, хорошо знавшие Юлия Борисовича и бывавшие в "Арзамасе-16", решили все-таки устроить праздник, порадовать и самого Харитона, и его соратников, и друзей. Настояли на открытии музея. Об этом событии сообщили все средства массовой информации. Однако "в тени" осталось главное - встреча в Доме ученых "Арзамаса-16", где собрались Юлий Борисович и его соратники. Разговор получился интересный, волнующий. Он продолжался и за ужином, который затянулся до полуночи. Академик Харитон был с нами до конца, даже выпил несколько рюмок. Потом он сказал мне: "Это был один из прекрасных дней моей жизни". Юлию Борисовичу было тогда 88 лет.
Записи той встречи в Доме ученых у меня сохранились. Из многочасовой пленки я выбрал фрагменты, которые, как мне кажется, дают представление о роли академика Ю. Б. Харитона в Атомном проекте и в жизни нашей страны в ХХ веке.
Что такое "школа Харитона"? В чем ее особенности? Об этом размышляли соратники Юлия Борисовича.
Академик Юрий Трутнев:
- Для меня это в первую очередь - школа жизни. Вся она, сознательная и творческая, прошла под руководством и влиянием Юлия Борисовича. Он - великий учитель, потому что не признавал кривды, только правда, всегда и во всем! И, прежде всего, учил собственным примером, своим стилем руководства. Им создано множество направлений в современной науке. И именно они, а не только ядерные заряды, определяют лицо "Арзамаса-16".
Главный конструктор Георгий Дмитриев:
- Главная черта характера Харитона, которая меня поражает, его доступность и открытость. В 1956 году я приехал сюда, на "Объект", молодым специалистом и за первые полгода не менее десяти раз побывал в кабинете Юлия Борисовича. Дистанция между ним и мной была огромная, но тем не менее ее совершенно не чувствовалось. Кстати, и сейчас любой сотрудник центра может к нему обратиться, и он никогда не откажет во встрече. Мне кажется, эта черта присуща далеко не всем руководителям, тем более такого ранга, как Харитон. Когда мы говорим о "школе Харитона", то прежде всего должны назвать ее демократичность, в ней не существует границы, которую определяют звания и награды, ее творческий дух ломает все барьеры, а потому каждый из нас ощущает себя свободным человеком.
Мне приходилось много раз бывать на полигонах. Естественно, там мы встречались и работали вместе с Юлием Борисовичем. Я сразу же обратил внимание на то, что для него нет мелочей - он требует скрупулезности в работе и, прежде всего, показывает пример своим собственным отношением к делу... Его потрясающая работоспособность сначала удивляла, а затем воспринималась всеми как норма жизни. И мы перенимали ее. Оказалось, что иначе и нельзя! Так что умением работать мы обязаны именно Харитону.
Главный конструктор Станислав Воронин:
- Я приехал сюда в 1954-м и буквально через три недели начальник отдела взял меня с собой на совещание к Харитону. Я должен был докладывать результаты своей работы. Рассказал о том, что сделал и что задумал на ближайшее будущее. Меня поразило, что Харитон понял меня буквально с полуслова и тут же предложил свой вариант решения. Уже тогда я понял, насколько неординарен наш руководитель. Общение с ним каждый раз давало новый импульс работе, я это почувствовал на первой же встрече. Творческие импульсы необычайно стимулируют работу, они заставляют постоянно думать, что в конструкторской деятельности совершенно необходимо. Точно так же, как и в научной…
Харитон детально вникает в любую проблему и не оставляет ни одного вопроса не понятым до конца. Он никогда не откладывает выяснение загадки на будущее, а предпочитает вносить ясность сразу же. Поэтому с Харитоном, с одной стороны, работать просто, а с другой - необычайно трудно...
С Юлием Борисовичем мы познакомились в 1959 году. Конечно, и до этого были контакты - ведь в те годы "сессии", то есть испытания оружия, проводились интенсивно, а следовательно, я часто с ним встречался. Но 1959-й стал для меня особенным годом. Возникла идея "спрятать" ядерный взрыв в герметичную полость. Потребовалась большая работа газодинамиков, теоретиков, механиков. Харитон собирал нас первые три месяца каждый день, разбирался в самых мельчайших деталях. Ему не только было интересно, но и необычайно важно познать все нюансы нового дела. И это была для нас, инженеров и конструкторов, великая школа.
Главный конструктор Самвел Кочарянц:
- В 1947 году я приехал сюда и впервые встретился с Юлием Борисовичем. До этого работал в Энергетическом институте, ничего о ядерном оружии не знал и потому сразу же признался ему, что со мной произошла ошибка и я не могу не сказать об этом. Харитон улыбнулся, а потом заметил: "Для каждого найдется нужное дело, занимайтесь автоматикой, с которой вы хорошо знакомы". Я предложил ряд принципиальных схем, в частности так называемую "двухканальную систему". И что характерно, Харитон мгновенно оценил ее достоинства, мне даже показалось, что он хорошо знает нашу область. Лишь позже я понял: он доверяет специалистам, полагается на их квалификацию, и это во многом определило общий успех. Харитон всегда был творческим партнером, а потому мы так успешно решали сложнейшие проблемы как на стадии разработки "изделий", так и в процессе их испытаний.
Академик генерал Евгений Негин:
- Многие, с кем мы работали, считали Оппенгеймера выдающимся организатором и ученым, и у нас был распространен лозунг: "Перехаритонить Оппенгеймера". В конце концов мы это сделали!
Я хочу отметить: человек никогда не бывает один. В любых обстоятельствах. У Юлия Борисовича были выдающиеся помощники. Я не могу не вспомнить Зернова, Музрукова, Рябева, его ближайших соратников - Зельдовича, Франк-Каменецкого, Сахарова, Щелкина и многих других. В целом "школа Харитона", бесспорно, явление уникальное. Думаю, она единственная не только у нас, но и за рубежом. Ведь мало кто может сказать, что справился с огромным коллективом и решил глобальную задачу. А Харитон это сделал!
Академик Александр Павловский:
- Хочу еще раз напомнить принцип Харитона: "Знать в десять раз больше!" Это не просто красивое выражение - это реальность. Именно благодаря такому принципу тот научный коллектив, который сложился в "Арзамасе-16", не замкнулся на решении узких проблем. Такая идеология создала предпосылки для реализации в наши дни тех идей и научных направлений, которые были начаты давно. Результаты нашей работы не только в прошлом, мы будем ощущать их и в ближайшие годы...
… Разговор затянулся. Пожалуй, труднее всего было самому Юлию Борисовичу: он не привык, чтобы о нем там много и так долго говорили. Несколько раз он пытался остановить течение беседы, направить ее в иное русло, но я, как хозяин вечера, не давал ему слова. И лишь в заключение наконец-то дошла очередь до главного виновника торжества.
- Сегодня я попал в довольно трудное положение, - признался Юлий Борисович. - Я не представлял себе характер разговора, и то, что все говорили обо мне, а не о деле, несколько обескуражило… Я не могу не признаться, что происходит преувеличение моих заслуг, но главное в том, что нам удалось организовать очень хорошую коллективную работу. В действительности та проблема, над которой мы все работали, - создание ядерного и термоядерного оружия - связана с очень многими разделами физики, и то, что удалось достичь взаимного понимания людей, работающих в разных отраслях, необычайно важно. Коллективная работа была абсолютно необходима, в то же время появлялись отдельные изобретения, принадлежавшие конкретным людям. К сожалению, в ряде случаев мы забывали об их авторстве, и через много лет я чувствую, что не выполнил своего долга в том отношении, что многие изобретения, многие идеи остались безымянными. И я чувствую свою вину, потому что слишком поздно обратил на это внимание…
Юлий Борисович Харитон даже в этот праздничный день был верен себе - он размышлял о том, что нужно обязательно сделать в ближайшее время. В оставшиеся ему четыре года жизни он пытался воссоздать истинную историю атомной эпопеи.
-а, муж.; разг. Харитоний, -я.
Отч.: Харитонович, Харитоновна; разг. Харитоныч.
Производные: Харитонка; Харитоня; Харитоша; Хритоша; Харитюня; Хоря.
Происхождение: (Греч. chariton — осыпающий милостями, щедрый.)
Именины:
24 апр., 14 июня, 16 сент., 22 сент., 11 окт., 11 дек.
Словарь личных имён.
Харитон
Благодатный, радостный (греч.).
24 апреля – преподобный Xаритон Сянжемский (Рус.).
14 июня, 16 сентября и 22 сентября – мученик Xаритон.
преподобный Xаритон исповедник.
11 декабря (28 ноября) – преподобномученик Xаритон.
День Ангела. Справочник по именам и именинам. .
Харитон
русск.
мужское имя
отч. Харитонович, Харитоновна
Словарь личных имён и отчеств (с календарем именин). И. Мостицкий. .
Харитон
-а, м.; разг. Харито́ний, -я.
Отч.: Харито́нович, Харито́новна; разг. Харито́ныч. Производные: Харито́нка; Харито́ня; Харито́ша; Хрито́ша; Харитю́ня; Хо́ря. [Греч. charitōn — осыпающий милостями, щедрый.] †24 апр., 14 июня, 16 сент., 22 сент., 11 окт., 11 дек.Словарь русских личных имен. Н. А. Петровский. .
Информация получена с сайтов: