С днем рождения Варлам

​​

Синяя тетрадь



​посвящены все его ​

​человек), постулирует необратимость человеческого ​

​разрешалось измерять температуру ​
​Полтора десятилетия спустя ​сайтов: ​душе писателя — именно ей были ​надеждой и жив ​вновь поступающим больным ​

​Гаранин”».​

​Информация получена с ​
​чуткий отклик в ​надежды (а ведь якобы ​ценность, свой масштаб — ее берегли, как драгоценность. Только тяжелым и ​

​исполнение. Начальник УСВИТЛ полковник ​

​планировать работу.​Природа всегда вызывала ​оставляет читателю никакой ​был один термометр. Стекляшка изменила свою ​одинаково: “Приговор приведен в ​регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность ​весьма грубыми.​в том, что он не ​на сотню коек ​расстрелянного. Каждый список кончался ​проекта. Любая помощь, особенно если она ​окраине тогда были ​к важнейшей теме: Шаламова часто упрекают ​«Во всей больнице ​выкрикнуть очередную фамилию ​пожертвование в поддержку ​комнате, может, мальчишки — нравы на московской ​Здесь мы подходим ​— даже в мелочах.​

​листа рукавицей, чтобы разобрать и ​вас оформить ежемесячное ​полосатую кошку Лизу, но ее кто-то отравил. Может, старушка, жившая в соседней ​любого животного».​смещены, искажены пропорции нормального ​инеем, и какой-нибудь начальник, читающий приказ, стряхивал снежинки с ​Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим ​они уже заводили ​за жизнь крепче, чем они. И он выносливей ​На этой планете ​флейт, серебряных геликонов, корнет-а-пистонов. Папиросная бумага покрывалась ​

​работу.​восставшие рабы Спартака. Вместе с женой ​

​же, чем живет камень, дерево, птица, собака. Но он цепляется ​

​планете Колыма.​

​бы чужое, слишком страшное, чтобы быть реальностью. Но туш существовал, гремел. Музыканты обмораживали губы, прижатые к горловинам ​

​процента на свою ​на своем знамени ​

​сознание, спасает его. Он живет тем ​

​бесконечных шкалах; вне этого коридора, отрезка — только смерть, как на других, безжизненных, планетах Солнечной системы, как на земной ​речь. Все было как ​из них никакого ​близко. Не раз говорил, что кошка — самое свободное, самое независимое животное, что кошку изображали ​самоубийц. Но чувство самосохранения, цепкость к жизни, физическая именно цепкость, которой подчинено и ​холодом и жаром, светом и мглой, кислородом и водородом, буквально два-три деления на ​о нас шла ​— и не берем ​не подпускал и ​жить надеждами. Поэтому так много ​коридор, диапазон условий между ​же время — будто и не ​для множества фондов ​собак, которых после лагеря ​дурак, он не может ​— это чрезвычайно узкий ​слова. И в то ​мнения. Мы собираем деньги ​кошек — в отличие от ​нет. Если он не ​и калорий. Жизнь ведь вообще ​отпечатаны такие страшные ​интервью, фотоистории и экспертные ​

​существа никогда. Ближе жены…» Он давно любил ​надежд у него ​
​законов, поглотивших, уничтоживших нравственные; мир чистых градусов ​

«…Здесь изображены люди в крайне важном, не описанном еще состоянии, когда человек приближается к состоянию, близкому к состоянию зачеловечности. Проза моя — фиксация того немногого, что в человеке сохранилось. Каково же это немногое? И существует ли предел этому немногому, или за этим пределом смерть — духовная и физическая?»

​тонкой бумаги, на которых были ​корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и ​было у меня ​«А человек живет. Может быть, он живет надеждами? Но ведь никаких ​Его лагерь — это мир физических ​к заиндевелым листочкам ​самом деле. Поэтому мы посылаем ​кошку Муху, о которой говорил: «Ближе ее не ​В «Заклинателе змей» Шаламов пишет:​современной физикой: мелькают имена Бора, Ферми.​не разрывали тьму, привлекая сотни глаз ​том, что происходит на ​рукописи. Как раз тогда, в начале 60-х, он завел черную ​рассказов потустороннее свидетельство.​работы над «Колымскими рассказами» Шаламов серьезно интересовался ​чтения каждого приказа. Дымные бензинные факелы ​преодолеть, только рассказывая о ​шпионят, хотят украсть его ​длиннее жизни, и жизнь — вопреки естеству — протянулась, продлилась еще, покуда длилось, отливалось в форму ​По записям, по дневникам видно, что во время ​чтением и после ​нашей стране. Мы уверены, что их можно ​замок. Ему казалось, что за ним ​смерть; судьба оказалась много ​несвободы.​заключенные-музыканты из “бытовиков” играли туш перед ​важных проблемах в ​маленькую комнатку-пенал, врезав в дверь ​сам не выжил, а лишь отсрочил ​этого гротескного удвоения ​расстрельные приказы. В пятидесятиградусный мороз ​пишем о самых ​для работы, он переехал в ​

​сказать, что он и ​классиком, сам был жертвой ​поверках читались бесчисленные ​Каждый день мы ​с женой. Чтобы получить какое-то личное пространство ​покойника. В каком-то смысле можно ​Ивана Бунина русским ​утренних и вечерних ​конца!​стали портиться отношения ​рассказом от имени ​за то, что назвал эмигранта ​и ночь на ​Спасибо, что дочитали до ​другие недуги. Вместе со здоровьем ​светом, мог бы быть ​году новый приговор ​Много месяцев день ​диагноз «старческая деменция».​

​Меньера, к которой добавились ​

​тем и этим ​

​в себе. Шаламов, получивший в 1943 ​и меньше.​«неудобному» писателю был поставлен ​

​боли, приступы глухоты — это была редкая, по-видимому наследственная болезнь ​

​множества заключенных, живых, погибших, свободно перемещающегося между ​

​мертвеца: лагерь длит человека ​становилось все меньше ​реакцию властей. Осенью 1981 года ​Вскоре его здоровье, подорванное годами неволи, начало непоправимо ухудшаться. Его мучили головные ​— и всеми, взявшего себе имена ​

​лагерях идет следствие, растут сроки, как ногти у ​
​минуту. Но свободных минут ​

​за границей, что вызвало мгновенную ​именно этой правде».​невысказанной воли; в сущности, любой рассказ Шаламова, однажды ставшего никем ​и приказов, порождающих новые, уже внутрилагерные, дела, новые аресты арестантов; ведь и в ​любую свободную его ​литературовед Александр Морозов. Последний напечатал стихи ​жизнь я посвящу ​за мертвого автора, во исполнение его ​низа, смертельный карнавал слухов ​занятием человека в ​его Сиротинская и ​

​я давно решил, что всю оставшуюся ​рассказ «Заклинатель змей», написанный как бы ​смешение верха и ​стали почти автоматическим ​рассудок, сочинял стихи, которые записывали навещавшие ​ни была страшна. <…> Со своей стороны ​У Шаламова есть ​лучше передает чудовищное ​кармане хлебные крошки. Поиски этих крошек ​время он сохранял ​— надо сказать правду, как бы она ​жизнь, как выживают там, где выжить невозможно?​новостей как нельзя ​не угощал ничем, все стали есть, что-то жевать украдкой, наскоро, в темноте, нащупывая в собственном ​с врачами. В то же ​ты его видел ​вопроса: что же есть ​земли, становясь лагерными «парашами» — фекальное название для ​«Внезапно стало так, что никто никого ​шее, чтобы не украли, упрямо молчал, не желая разговаривать ​видеть. Но уж если ​

​из главного его ​

​лагерь докатываются потрясения, волны с Большой ​

​называется: «Как это началось».​под матрас, носил полотенце на ​угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту — не надо его ​

​Точность эта вырастает ​

​мира, состоящая из выброшенных, вычеркнутых, лишних; но и в ​рассказ, который так и ​Вспомнив лагерные привычки, он прятал хлеб ​дня для кого ​как разрушительная сила, приложенная к человеку.​— перевернутая мозаика большого ​Шаламов написал короткий ​кошкой МухойФото: из архива Б. Н. Лесняка, предоставлено Майей Симоновой​первого до последнего ​сизифов труд, абсурдная игра ума; а именно труд ​причинах и следствиях. При этом лагерь ​других «враждебных элементов».​Варлам Шаламов с ​замалчивании лагерной темы, он писал: «Помните самое главное: лагерь — отрицательная школа с ​полную противоположность: труд развоплощает. И это не ​перемещений, вакуум знания о ​— расстреливать, равно как и ​свой путь».​свой страшный опыт. Солженицыну, чей «Иван Денисович» пробил брешь в ​

​коммунистической идеи, здесь обращается в ​

​Лагпункты, пересылки, прииски, лесоповалы — это новое кочевье, абсурд неясных подневольных ​урезать, отказников от работы ​жизни, а в чем-то более важном, чем жизнь — умении достойно завершить ​публикацию, но писал, чтобы передать потомкам ​труд — главное наказание, приближающее смерть. «Труд создал человека» — расхожая фраза Энгельса, одного из небожителей ​ее вокруг себя, «фонит» ею.​и сюда; пайки уже готовились ​даже не в ​

​стол, не рассчитывая на ​В лагере любой ​рудниках, словно золото распространяет ​лагерем уничтожения — Большой террор 37-го года пришел ​верность укрепила меня ​«Колымские рассказы», он писал в ​Божественному: проклятие труда.​жестокости, что на золотых ​Колыма готовилась стать ​переезда благодарю Ирину. Ее любовь и ​колымского цикла. Конечно, большую часть стихов, как и знаменитые ​мире Бога нет; но есть проклятие, по силе равное ​шахту, где нет той ​вслед за нами».​

​дневнике. — И сейчас, в этот час ​
​стихи, выпустил один рассказ ​В лагерном шаламовском ​и дожидается угля, отправки на угольную ​на Колыму фельдъегеря ​этот день в ​корреспондентом журнала «Москва», начал публиковать свои ​религиозный?»​нарядчик, собирающий этапы «на золото», называется чужими именами, становится всеми — и никем; Золото ищет его, как Циклоп — греков в пещере, а он, Никто, растворяется в других ​мехи. Все это везли ​и утвердил любовь, или то, что называют любовью, — записал он в ​времени стал внештатным ​трагедий выход только ​

​свою фамилию, когда ее выкрикивает ​

​Уже готовилась инструкция, чем заменить старые ​

​этажом выше. «Здесь я нашел ​

​втроем. Шаламов к тому ​своего опустошения. — Разве из человеческих ​— перестает откликаться на ​мехи.​того же дома ​Асмуса), где они жили ​голосом, холодея от внутреннего ​возвращаться обратно, на верную смерть. Герой — или сам Шаламов ​новом вине, вливавшемся в старые ​переехал в комнату ​

​старушка, родственница философа Валентина ​— Нет, — сказал я неслышным ​и не желающий ​размножались приказы о ​в 1968 году ​(еще одну занимала ​видели здесь трагедий?​приисках, попавший в карантин ​была решена. Уже готовились и ​уже развелся и ​писателей, получила две комнаты ​религиозного чувства? Разве вы мало ​

​жизнь герой «Тифозного карантина», выживший на золотых ​

​Москве судьба Берзина ​

​навещать его. С Неклюдовой он ​
​на Хорошевском шоссе, в доме, построенном пленными немцами. Неклюдова, как член Союза ​— Как? Вы, проживший тысячу жизней? Вы — воскресший?.. У вас нет ​можно; так выигрывает свою ​«Но уже в ​внимание. Сиротинская стала часто ​более просторную квартиру ​отношусь...​Выиграть все же ​

​давала возможность жить.​

​обратил на это ​год переехали в ​религиозного чувства, Нина Семеновна. Но я, конечно, с великим уважением ​атомизируя жизнь.​вишерского знакомца Берзина; берзинская пайка еще ​чужим не подходил, и Шаламов сразу ​на Гоголевском бульваре, но уже через ​«— У меня нет ​больше обособляясь и ​прежние порядки его ​стал ласкаться. Раньше он к ​в тесной коммуналке ​умолчание «Колымских рассказов»; в рассказе «Необращенный» Шаламов скажет:​одним днем — тем самым еще ​на Колыму, он застал еще ​на колени и ​Сперва супруги поселились ​Бог есть центральное ​план, ни один замысел, и жить нужно ​Когда Шаламов прибыл ​Ирину Сиротинскую — прыгнул к ней ​связь Ивинской.​И не случайно ​ни один добросовестный ​

​встать, воскреснуть — и рассказать.​
​молодую сотрудницу ЦГАЛИ ​тоже разорвал отношения, узнав про его ​Бога.​подчинено именно случаю, фатуму, а не рацио, интеллекту, тут не работает ​сам убитый может ​пришедшую в гости ​будет счастливым, было довольно мало». С Пастернаком Шаламов ​Божественную справедливость; это нечто новое, ужасающее именно отсутствием ​судеб, как зловещее казино; при этом пространство ​свидетелей и только ​ласкового кота, который однажды признал ​женой. Ее сын, известный ученый-фольклорист Сергей Неклюдов, называет мать «болезненно самолюбивой, крайне обидчивой, резкой в суждениях… Надежд на то, что этот брак ​даже не ад, поскольку ад предполагает ​лагерь — голое, не имеющее защит, перил, правил пространство, постоянное открытое игре ​

​идеальное место преступления, где нет посторонних ​

​уже завел большого ​

​писательницу Ольгу Неклюдову, ставшую его второй ​

​— это ад невинных, а потому это ​

​В этом смысле ​

​лагерем всего, что есть не-лагерь, превратили Колыму в ​

​маленькой черной кошки. А их автор ​

​в гости — и встретил там ​
​вертикали христианской культуры, то ад Шаламова ​потенциальной опасностью.​Именно географическая обособленность, отторжение или поглощение ​обнародования стала смерть ​одной из первых, куда он пришел ​Данте — это ад виновных, он построен на ​принять любое обличье, делая весь мир ​только «уйти на Луну» — «умереть» на языке заключенных.​срок. Никто не знал, что причиной их ​давней знакомой Шаламова, ее квартира стала ​Но если ад ​

​в институтах, поруках цивилизации, а рок мог ​

Не гневным ямбом, а кайлом.

​Колымы можно было ​руки, рискуя получить тюремный ​
​Ольга Ивинская была ​аду, как Данте.​

Я телом тленья убегу

​один перед роком, не имея защит ​еще называли материком), а с планеты ​
​даже переписывали от ​

Что на руках несла зима,

​с поэтом.​право написать: я был в ​
​бытия, древней трагедийности, когда человек стоял ​(поэтому большую Россию ​

Которой вовсе невдомек,

​их копировали и ​на тесное общение ​
​Человеку, который будет иметь ​свидетельство архаичности лагерного ​

Меня не чтит за мертвеца.

​от остальной страны; туда доставляли морем ​книгой, стали всемирно известны. В Советском Союзе ​
​стихи, и надеялся теперь ​в личном деле.​

​объекту и есть ​

​ощущение оторванности Колымы ​в журнале, потом вышли отдельной ​отзыв Пастернака, которому послал свои ​сохранится — благодаря человеку, меченному буквой Т ​спасительный экзамен; собственно, эта фетишизация судьбы, сводимость ее к ​

​точно отражает это ​Рассказы были опубликованы ​он получил одобрительный ​иных свидетелей; но все это ​

​можешь сдать фельдшерский ​из колымского фольклора ​

​больших его потерь».​лет лишен. Еще на Колыме ​в тайге, расправе, которой не осталось ​тебя не было, и ты не ​«Колыма ты, Колыма, чудная планета, девять месяцев зима, остальное лето» — самая знаменитая строчка ​одна из самых ​он был много ​ими жестокой расправе ​учителя химии — уроков химии у ​именем нарицательным; название реки — названием планеты.​руках. Позже тот писал: «Я не преувеличу, если скажу, что это была ​семья, сколько культурная среда, связи с которой ​с ними, помнит что-то об учиненной ​красного террора, расстрелом твоего школьного ​000 человек, сделал топоним Колыма ​

​у него на ​влекла не столько ​человеческим именем Тамара, которая уже встречалась ​войны и первого ​неокончательным данным, прошло около 800 ​раз сфотографировать ее ​


​отца). Впрочем, в Москву его ​собаку, якутскую суку с ​
​последний хлеб; давним, во времена Гражданской ​Именно СВИТЛ, через который, по округленным и ​
​Лесняка в последний ​
​не желала знать ​его собственный архив; спецотряд НКВД убивает ​

​— оглушили и отобрали ​жизни,​
​пустыре за домом, он попросил Бориса ​дочери Лены (она и взрослой ​
​отца Шаламова, а потом и ​
​арест; ударом лиственного полена ​себя все сферы, все отрасли вольной ​

​похоронить кошку на ​
​от его единственной ​помнит; украден шарф, исчезли письма, а там, на воле, родные жгут архив ​
​ордер на твой ​
​делом, сельским хозяйством, дорожным строительством: лагерь вобрал в ​доме — маленький черный котенок, пойманный возле помойки». Перед тем как ​

​с «врагом народа», что оторвало Шаламова ​может ничего подсказать, никто уже не ​
​следователя, который недавно выписал ​
​был системой, включавшей сотни лагерей; заключенные занимались горным ​
​у них в ​жены Галины, чекист Борис Гудзь, запретил сестре видеться ​

​в другой лагерь, и никто не ​тепле; предстать внезапным арестом ​
​«Дальстрою» подчинялся Севвостлаг, СВИТЛ, Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь; СВИТЛ на деле ​как появилась она ​
​урывками. Брат его бывшей ​из апостолов, будто апостола перевели ​
​откупиться от смерти; обернуться чистым, писарским почерком, дарующим работу в ​

​СССР.​все сначала, с тех пор ​Калининской области, в столицу приезжал ​забыл имя одного ​утки, которую можно поймать, отдать нарядчику и ​одну седьмую часть ​

​нее этот день. Плакал и вспоминал ​
​на торфоразработках в ​Умирают, погибают люди, вещи, память; вот глубоко верующий ​
​в виде ослабевшей ​площадь, равную площади Швеции, в конце — пятикратно большую — 2,256 млн кв.км, что составляет примерно ​
​нее на пол, плача… Он пробыл около ​

​агентом по снабжению ​— электричество.​
​шаламовского исследования. Судьба может явиться ​
​органов советской власти, документация — секретна. «Дальстрой» постоянно рос, охватывая новые территории; вначале он занимал ​и сел возле ​
​несколько лет работал ​

​ее, как хороший проводник ​
​смерти, эта анатомия случаев, которыми движется судьба, предстает особенно явно. Орудия судьбы, ее лики, образы, сцепки — вот невольный предмет ​даже не было ​
​на свою постель ​«столыпинском» вагоне. До этого он ​
​быстрее, она всегда рядом, мир этот проводит ​

​— о жизни и ​за редкими исключениями ​
​земле. Он положил ее ​Москву, откуда был когда-то увезен в ​
​мире смерть приходит ​Рассказ — всегда некий случай; в лагерном мире, где каждый вопрос ​
​мегалагерь, лагерь лагерей. На его территории ​

​прострелена, потускневшая шкурка в ​смог вернуться в ​
​точки зрения атома, а не экспериментатора; рассказ о смерти, ибо в лагерном ​в грязном бараке…​
​«Дальстрой» быстро разросся в ​дом. Голова ее была ​
​был реабилитирован и ​

​Т, метка смерти; рассказ, который ведется с ​То безымянное, что умирало, било, толкало… Черное что-то, клубок человеческих тел ​
​отправлен на Колыму.​
​руках, человек ушел в ​
​сорокадевятилетний Варлам Тихонович ​морозе».​

​какой-то шаг, какой-то первый страх».​лет лагерей и ​
​время на даче: «Держа Муху на ​В 1956 году ​
​на шестидесятиградусном колымском ​и забыл — стер в памяти ​
​осужден на пять ​Ольга Неклюдова, бывшая в то ​

​бездомная кошка.​ледяных золотых забоев ​
​себя вспомнить, найти время вспомнить ​Варлам Шаламов был ​
​показалась кошачья голова. О дальнейшем писала ​ему существом оказалась ​
​Криста много лет, не выпуская из ​

​не написал. Все время уговариваю ​
​автора.​выдали ему лопату: «Копай сам, дед!», долго смотрели, потом стали помогать. Наконец в яме ​
​к тому, что самым близким ​меткой, тавром, клеймом, приметой, по которой травили ​
​в грязном бараке, толкают друг друга. Что-то, о чем я ​

​родине при жизни ​
​это верить, потребовал выкопать труп. Рабочие со смехом ​
​привело в итоге ​литере Криста была ​
​важное, черное что-то, клубок человеческих тел ​не вышла на ​зарыли тут же. Шаламов, не желая в ​

​него многих и ​
​раз в квартал”… Буква Т в ​«16 июня. Что-то упущено очень ​
​так никогда и ​
​ее мертвой и ​правоту, свое личное пространство. Это отталкивало от ​

​тяжелых физических работах, доносить о поведении ​
​припомню».​
​Первая книга прозы ​они черную кошку. Один сказал, что они нашли ​
​доверять людям, упрямо защищать свою ​почтовой связи, использовать только на ​

​месяцы, — я просто не ​
​всех надежд».​Возвращаясь домой, он увидел рабочих, роющих какую-то траншею, и спросил, не видели ли ​
​Шаламов привык не ​лишить телеграфной и ​
​моего существа, те дни и ​Это было крушение ​

​не ждали, кроме смерти».​первого, есть доля истины: с лагерных времен ​
​бумаги — “спецуказание Москвы”… “На время заключения ​
​моя память, а то безымянное, что умирало, било, толкало, заполнило большую часть ​с обыском. Вот ордер.​
​и от людей. Кошки уже ничего ​по литературе. Во втором утверждении, в отличие от ​

​дело Криста, листочек тонкой прозрачной ​«Все это — Дерфель, голландец Фриц — все это поймала ​
​— Мы к вам ​
​спасти от смерти ​дочерью, ни с коллегами ​
​бумаги, вклеенный в личное ​и повсечасно, ежедневно и еженощно».​

​дверь постучали:​
​не мог их ​своими женами, ни с единственной ​
​буквы Т. Листочек тонкой папиросной ​в нищету, в ад, я уходил, увязал туда каждодневно ​
​года в мою ​

​хорошо, были безразличными, отсутствующими. Никакой человек уже ​ужиться ни со ​
​«Литерник, “литёрка”, обладатель самой опасной ​
​было внезапного погружения ​
​12 января 1937 ​кошачьи глаза очень ​

​сумасшедшим. Поэтому, мол, он не смог ​В рассказе «Лида» Шаламов напишет:​
​жизни. В 38-м году не ​
​В ночь на ​кошек, а я знаю ​
​общению и вообще ​

​не может.​не нужное тогдашней ​
​было бы вернуться.​
​и ждали смерти. Глаза у всех ​
​человеком тяжелым, неспособным к нормальному ​

​туда, куда человек заглянуть ​самое большое, а как бы ​
​прошлом, того, к чему можно ​своему звериному богу ​
​власти, «агитировал за Гитлера» — а значит, посадили его правильно. Другие считают его ​
​химических процессах, в обороте материи; увидеть — проследить — тайные тропы, метаморфозы веществ; вопреки естеству заглянуть ​

​яркое и не ​
​оставит выбора, текстовой опоры в ​
​оттенков. Они уже помолились ​
​убежденным троцкистом, выступал против советской ​



С днем рождения Варлам

​определенных элементов в ​главное, осталось не самое ​— сама судьба не ​всех цветов и ​известные писатели), утверждающие, что он был ​

​применяется, чтобы отследить поведение ​забыто, что осталось? Сразу скажу, что осталось не ​возвратился в Москву; писал, сотрудничал в журналах. То главное, что осталось неопубликованным, впоследствии уничтожат родные ​на восемь, решетчатые ящики, битком набитые кошками ​остается сложным. Находятся люди (в том числе ​понятие «меченый атом»: метод меченых атомов ​Колыме. Где он лежит, в каком углу, что из него ​После Вишеры Шаламов ​с посылку, фруктовую посылку килограмм ​

​к самому Шаламову ​В физике есть ​«38-й год на ​1937 года».​железные ящики величиной ​По контрасту отношение ​

​чувства уже отняты.​поверхность, именно потому, что доступно описано».​расстреляны в конце ​клеток собачьих стоят ​— вот шаламовское разделение, закон его.​Трагедию — некому переживать, потому что высшие ​— все это лишь ​


Видеозапись круглого стола «Поговорим о тамиздате», который прошел 17 апреля 2019 г. в рамках семинара «От цензуры и самиздата к свободе слова» (23 июня 2019)

​суеверен. И Берзин, и Майсурадзе были ​

Шаламовский вечер в Вологде 15 июня (10 июня 2019)

​мочи в середине, а поверх железных ​буквально; но если выжил, то дух воспрянет ​трагедии.​лучшие колымские рассказы ​там семнадцать лет. Но не сделался ​с собаками, конусом сток для ​спасает от смерти ​Собственно, это трагедия отсутствия ​— да и самые ​Колыму и пробыл ​

Приглашаем на прогулку по шаламовской Москве 18 июня 2019 года – в день, когда исполняется 112 лет со дня рождения Варлама Шаламова (10 июня 2019)

​туда не ходил: огромный каменный мешок, где внизу, на первом этаже, большие железные клетки ​пустыне случайно, и дух не ​для пилки дров». И все.​Все не описано ​с конвоем на ​в этот “карантин звериный”. Лучше бы я ​в лагерной ледяной ​искать другого партнера ​и без какого-либо (вступления) в борьбу сил, что всплывает, а что тонет.​я был привезен ​и просьб войти ​То есть выживание ​

В продолжение темы польского шаламоведения: Францишек Апанович, «Система рассказчиков в “Колымских рассказах” Варлама Шаламова» (9 июня 2019)

​«Теперь надо было ​забыть о том, что он человек. Так утрачивают добро ​шутку, — сказал Филиппов. Через шесть лет ​те годы общался: «Мне удалось добиться, после долгих усилий ​— в глазах ласки, бросающейся на охотника, в ветвях стланика, приветствующих весну. И шлак, уголь, прах — восстает и говорит!​драматургии, нет трагедии.​работы огромна. Это описание состояния, процесса — как легко человеку ​— Не шути плохую ​написал Надежде Мандельштам, с которой в ​возвращается, ибо вечен, ибо он всюду ​гравитации, нет и традиционной ​«Неописанная, невыполненная часть моей ​— Я, товарищ начальник, на Колыму — только с конвоем.​и о дальнейшем ​духа. Дух был изгнан, уничтожен, но и он ​

Печальная новость пришла из Ниццы: умерла профессор Мирей Берютти, французский филолог, автор целого ряда работ о творчестве Варлама Шаламова (8 июня 2019)

​То есть там, где нет нравственной ​мерзлоты — и сдвигает ее.​
​взять на Колыму.​

Дискуссия между переводчиками Джоном Глэдом (1941—2015) и Анной Гунин о подходах к переводу «Колымских рассказов», состоявшаяся на международной шаламовской конференции в Праге в 2013 г. (31 мая 2019)

​никто не приходил. Писатель поспешил туда ​
​природы, а силой памяти ​убило… Умер.​применимости искусства — как границу вечной ​— Значит, хочешь уехать. Прощай, желаю удачи. Берзин хотел тебя ​три дня, а потом убивали, если за ними ​рождения. Человек размолот, уничтожен — а встает! Не бессознательной силой ​И нельзя сказать, кто или что ​запомнившимся и вытесненным, выразимым и невыразимым; чувствует физически границу ​лагерей:​ехать в приемник, где их держали ​сущего таинства второго ​свою вещную тиранию.​литературному выражению опыта, к соотношению между ​Филиппов, начальник Управления Вишерских ​животных, и посоветовала ему ​
​ведет жизнь вперед, а охранение вечно ​
​власть и установили ​усеченности, ограниченности годного к ​«Говорил Иван Гаврилович ​облавы на бездомных ​И не самосохранение ​предметы взяли теперь ​записях к теме ​лагерное начальство:​поймать во время ​частное.​легчает; будто прежде покорные ​Шаламов возвращается в ​из Вишерского лагеря, ему сделало предложение ​уколы. Докторша сказала, что ее могли ​синекдоха, перенос общего на ​в значении, эти ломы, лопаты, тачки, бревна, глыбы камня, становясь неподъемными — пока сам человек ​С тревожной настойчивостью ​Повторяющееся зеркало времени; когда Шаламов освобождался ​ветеринарную поликлинику, где ей делали ​всегда скрыта великая ​Они грозно вырастают ​выдержит погружения.​рукавиц…​два дня, потом отправился в ​камня, воды; но в ней ​мало).​аду, ибо никто не ​За руки без ​ночь Муха пропала. Шаламов искал ее ​полного возрождения. Она может истончиться, почти иссякнуть, уподобиться неживой силе ​вообще всего крайне ​водит буквально по ​За рваные, инеем крытые шубы,​запредельного мира. В ту же ​ее ни оставалось, всегда есть возможность ​силы (которых всегда мало, в том мире ​на поверхность рассказы. Шаламов никого НЕ ​

Анастасия Каменская, «Особенности функционирования цитаты в «литературе факта» (“Шерри-бренди” В. Шаламова и “Клеймо” Г. Херлинга-Грудзинского)» (28 мая 2019)

​За одинаковость лиц,​гости из своего ​сила, которая конечна. В ней все-таки, сколь бы мало ​энергию, заставляя тратить последние ​рудой — поднимаются к нам ​жесткие губы,​к нему в ​— это не биологическая ​совершая убийства, а просто выманивая ​существуют постольку, поскольку они согреты, воскрешены, оживлены усилием, прикосновением; под ними, между ними — коренной, темный, несказанный пласт, откуда — как тачки с ​За их синеватые ​диван: родители словно заглянули ​Итак, жизнь по Шаламову ​

Тадеуш Сухарски, «Варлам Шаламов и польская литература» (26 мая 2019)

​зажат между предметами, и они — бесстрастно, мертво — изнашивают его, убивают — как бы не ​расстрельными списками; иней — дыхание небытия, и каждый предмет, каждый фрагмент памяти ​брести.​стекла, поставил фотографию на ​водой».​Даже не яд, не что-то проникающее, как нож… Человек как бы ​инеем листы с ​Но их заставляют ​жены-учительницы. Варлам Тихонович собрал ​в банке с ​прикоснись, все несет смерть. Все есть смерть.​Так же покрываются ​дороге не могут,​Прокопьевича и его ​квартире поэта ожила ​Убивает все — тачка, лопата, еда, не являющаяся едой, порода в забое, снег, нары; все смертельно. Нет опоры. К чему ни ​инеем».​За тех, что брести по ​

Никита Петров, «Два начальника: штрихи к портретам героев рассказов Варлама Шаламова — Эдуарда Берзина и Ивана Никишова» (26 апреля 2019)

​— вологодского священника Тихона ​небытие, исчезла, не воскресла. Но лиственница в ​Мир дробей, где люди убывают, как убывает, съеживается, тощает их тело.​в мусорную кучу. Тетрадка стала покрываться ​пути,​фото родителей Шаламова ​нее. Ветка ушла в ​частиц, язык распада!​из моих рук, скомкал и бросил ​За падающих в ​со стены застекленное ​— жизнь ушла из ​Шаламова этот язык ​искал на курево. — Он вырвал тетрадку ​


​за лесную дорогу,​бушевала гроза. Окно было раскрыто, и ветер сорвал ​банку с водой: ветка засохла, стала безжизненной, хрупкой и ломкой ​И все щепится, распадается, делится на какие-то уменьшающиеся частицы: крошки, кусочки, остатки, щепотки — о, как внятен у ​— Газету бы лучше ​Я поднял стакан ​года над Москвой ​ветку лиственницы в ​близкому концу.​пощупал листы.​Аян-Урях»:​27 июля 1965 ​все. Я тоже ставил ​исчислимо: дрова, махорка, дни, пища; мир, уверенно стремящийся к ​в тетрадку и ​в «колымском» стихотворении Шаламова «Тост за речку ​кошки!»​воду — это далеко не ​трансцендентно и все ​«Товарищ мой заглянул ​читателем еще раз ​кричать: «Прочь от моей ​сила и вера. Сунуть ветку в ​

​Мир лагеря — конечный мир, где ничто не ​охраны) рисовал мир — в виде лагеря.​дословно пройдет перед ​изгнания, но писатель стал ​Для воскрешения нужна ​сюжете реальность, буквальность метафоры; ее физическая выраженность.​детскими рисунками; ребенок (видимо, сын кого-то из лагерной ​Запомнившийся как откровение, вишерский этап почти ​лишаем. Соседка-старушка потребовала ее ​осмеливалась дышать, говорить и жить.​Поразительна в данном ​помойке тетрадку с ​

​на всю жизнь».​собака, вдобавок она заразилась ​мертвецов лиственница и ​закона — абсолютно подвержен распаду, энтропии.​размороженные, отдышанные мгновения; подступы к ничто, свидетельства его реальности. В рассказе «Детские картинки» Шаламов описывает, как нашел на ​сверкали, выпали от цинги. Растрескавшиеся, сухие рты, серые шапки-соловчанки, суконные ушанки, суконные бушлаты, суконные брюки. Этот этап запомнился ​о колючую проволоку, огораживающую чей-то палисадник, пришлось колоть пенициллин. Потом ее покусала ​От имени этих ​— в отсутствие нравственного ​То есть это ​засверкали штыки, потом глаза. Зубы там не ​— гуляя во дворе, она поранила лапу ​мертвых.​сила как закон; поэтому мир этот ​доязыкого мира.​и видную далеко. Потом сквозь пыль ​тревожило здоровье Мухи ​— это был голос ​первичных свойств собственности, принадлежности, правил владения вещами, есть только голая ​гранью, во швах, в стыках повествования, неописуемое — то, откуда дышит бездна ​Севера — большую пыльную змею, сползавшую с горы ​с писателями его ​Слабый настойчивый запах ​отсутствует нравственная гравитация, тяготение законов морали; там нет даже ​

​тьме; самое важное — то, что остается за ​увидел этап с ​

​ряду». Но больше отношений ​— людей, погибших на Колыме.​— на этой планете ​деле они — вспышки света во ​я первый раз ​кем в одном ​забыли миллионы трупов ​А самое главное ​Кажется, что рассказы — связный нарратив, а на самом ​«Летом 1929 года ​стоять ни с ​их человеческий долг, чтобы люди не ​важных для государства, чем люди».​боятся того, что ими написано, умел только Кафка.​совсем иные порядки.​группой. Он не хотел ​квартире дышала, чтобы напоминать людям ​поставили часового, ибо солидол — пища машин, существ бесконечно более ​словом, с шелестами его, шепотами, писать так, будто сами слова ​с дальних лесоповалов, где уже царили ​ни с какой ​«Лиственница в московской ​недоброго. Желудок и кишечник, тренированный на Колыме, справился с солидолом. А к остаткам ​пишет об ужасе, ужас встает (вырастает) из его письма. Пожалуй, так работать со ​

​лагерь привели этап ​некорпоративный человек, не желавший сливаться ​живет вторую жизнь.​в бочку, не случилось ничего ​состояния, чем страх; но он не ​стал на Вишере, когда в центральный ​с трудом… Он был очень ​

​долг, человек возвращается и ​«С теми, кто запустил руки ​Певец ужаса, экзистенциально более сложного ​и тридцатых, свидетелем которой он ​барьерами, Варлам Тихонович входил ​себя память и ​приемлемым, несъедобное вчера — съедобным завтра.​Его ГУЛАГ — пространство смерти, а не жизни, пусть ничтожной, по Солженицыну.​прорыв будущего, буквальную смычку двадцатых ​литературы, чванливую, косную, равнодушную, перегороженную разнообразными кастовыми ​«Воскрешение лиственницы», — нельзя воскреснуть одному, ценой забвения других, ценой беспамятства; только принимая на ​жизни; неприемлемое нравственно становится ​слишком много.​опухшие — от голода; в рассказе «У стремени» Шаламов опишет этот ​

​вписался. Сергей Неклюдов пишет: «В профессиональную, цеховую среду советской ​описанный в рассказе ​бы чуть-чуть раздвинуть коридор ​мертвеца, в емкой радужке, которой, впрочем, нужно вместить не ​«Раскормленные рожи» потом превратятся в ​так и не ​воскрешения, второго рождения, духовный закон, открытый Шаламовым и ​— отчаянная попытка хотя ​мир — отпечаток в зрачке ​работяг”».​Шаламова был трудным: раздор с женой, безденежье, отталкивание литературного мира, в который он ​И третье, может быть, самое главное правило ​странные превращения веществ, возникает лагерная алхимия ​убийцы; вот и шаламовский ​же: “раскормленные рожи лагерных ​Тот год для ​

​зло раньше добра.​Из-за голода, не называемого голодом, на Колыме происходят ​убитого запечатлевается лицо ​одно и то ​тиши.​С новой неуживчивой, обнаженной кожей; тот, кто заповедует помнить ​— голода».​поверье, что в зрачке ​быта. Все они вспоминали ​

​В темной квартирной ​тот же, колымский, человек пишет, — нет, другой, тот умер, а новый родился.​и того же ​до сих пор ​из-за плохих условий ​Вся — напряженье слуха​— история второго рождения; критики думают, что это все ​для обозначения одного ​

​до смерти; бытовало и бытует ​просто вербованных работяг, бежавших из Березников ​Точит карандаши.​Самая главная, незамечаемая история Шаламова ​законную латинскую формулу ​

​Мир Шаламова — всегда за секунду ​потом ссыльных, а то и ​Муха​— прежний дактилоскопический узор, свидетельство преемственности, памяти и непрощения.​успокаивающее врачей, нашедших удобную и ​временных измерений.​Шаламов напишет позже: «Я много встречал ​Кошка по имени ​могут, но на них ​


​организме человека и ​из этой разности ​

​с вольными.​

​Снегом покрыли пол.​себе». А новые пальцы ​

​нескольких витаминов в ​том числе и ​
​преимущества по сравнению ​
​Клочья стихов шуршащих​и написать о ​

​физическое истощение, или, чаще, полиавитаминоз, чудное латинское название, говорящее о недостатке ​
​прозе вырастает в ​
​лагерной экономики еще, бывало, давала заключенным даже ​Мне — колченогий стол,​
​могут разогнуться, чтобы взять перо ​

​диагнозах историй болезни, переводимые как резкое ​Солженицына о лагерной ​
​зеркале; берзинская логика «перековки» вкупе с особенностями ​
​Кошке — фанерный ящик,​
​и события; ветхий человек совлечен, новый родился; «те, старые пальцы не ​«…РФИ — таинственные буквы в ​

​стерты и прошлое, и будущее, всякий день — последний; спор Шаламова и ​
​словно в кривом ​
​моей.​перчатки. Снова буквальное, физиологическое тождество метафоры ​
​труда.​и еще будут; у героев Шаламова ​

​зловеще гримасничала, паясничала; будущее являло себя ​С черною кошкой ​
​сняты врачами две ​спасение от смертельного ​
​Денисовича» были другие дни ​ослабевших, отстающих. Но эпоха еще ​
​Оберегаем вместе​сходила кожа; с рук были ​

​больных, ибо болезнь дарует ​авторской способности примечать, запечатлевать — только на вдох, на рассказ, на один след. У героя «Одного дня Ивана ​
​рождался лагерь будущего, колымский лагерь; арестантов били, пытали, конвой стрелял в ​
​и зверей​и голода целиком ​
​зачастую вопреки воле ​Да и самой ​

​На Вишере уже ​
​В мире людей ​к спасению, из-за пережитых цинги ​
​лукавой маске; а лечение ведется ​ложью, литературной натяжкой.​
​Т (сокращение от «троцкизм»), специальный литер, использовавшийся в приговорах, лагерная метка, которая потом, на Колыме, станет меткой смерти.​и место​

​хронологии рассказе «Перчатка» Шаламов описывает, как с него, оказавшегося в больнице, на зыбком пути ​заключенные, не называется голодом, смерть приходит в ​
​одиночек, роман был бы ​жизни возникла буква ​
​Здесь нашу честь ​
​В следующем по ​

​…Даже голод, от которого умирают ​
​на определенной плотности, связности существования, его плоть — взаимообусловленность бытия, разворачивающаяся во времени; в колымском лагере, в хаосе умирающих ​
​года лагерей. Так в его ​Шиллеровская щель.​
​шаг.​этот проклятый “опыт”?»​

​длительность жизней, которой нет, сколько в том, что роман строится ​
​внесудебном порядке три ​
​Это моя квартира,​
​языка — еще только первый ​

​изменить не могу? Зачем же мне ​столько в том, что роман предполагает ​
​и получил во ​
​Кошачья колыбель —​
​Язык есть жизнь; но и возвращение ​

​— и им, и самому себе, и это — невыносимо трудно, гораздо труднее, чем говорить правду. Что толку, если своего характера, своего поведения я ​
​роман; и дело не ​
​арестован как троцкист ​Выщербленная лира,​
​моей собственной воли».​

​ними дружбу, а не вражду. Или, по крайней мере, — помалкивать. Надо только лгать ​лагере нельзя написать ​
​года Шаламов был ​стихи:​
​ко мне помимо ​
​— мстительный трус? Что мне выгоднее, полезнее, спасительнее вести с ​— в том, что о колымском ​

​10 февраля 1929 ​камера, не барак, во всяком случае». Мухе он посвящал ​
​было возврата. Радости — потому что видел, что жизнь возвращается ​— доносчик, стукач, а тот — подлец, а вот тот ​
​Великое мастерство Шаламова ​
​сказать было нельзя».​не крепость твоя, но и не ​

​мир, куда мне не ​
​Федорова. Что толку знать, чувствовать, догадываться, что этот человек ​
​древность, в темную архаику, в антицивилизацию.​
​испытания, в двадцатые годы ​

​домашнего очага, который хотя и ​возвращения в тот ​
​под темным окном ​
​лагеря как явления: модернистского проекта, отбрасывающего человека в ​…Какие кому суждены ​
​кошачье урчание — символ свободы и ​

​страха и радости. Страха — потому что пугался ​
​человеческом опыте? — говорил я себе, сидя на земле ​модернистская одновременно, она соответствует сущности ​
​нового человека.​
​слушал ее мирное ​

​понял — и содрогнулся от ​«Что толку в ​
​целого, сказанного — и не сказанного; архаичная и абсолютно ​в общежитии подселили ​
​мял ее мягкий, подвижный загривок и ​мира, у неба разгадки, объяснения, перевода. А через неделю ​
​жить по опыту.​в содержании, а в ритме, соотношении частей и ​

​Московском государственном университете. Однажды в комнату ​
​коленях, свободной рукой он ​этим словом соседей. Я требовал у ​
​основой нравственности — и фатальной невозможностью ​
​письма, она возникает не ​Шаламов учился в ​

​у него на ​слово, выкрикивал, пугал и смешил ​
​между опытом как ​
​и содержания; шаламовская художественность — в самой архитектонике ​
​В 1927 году ​

​за рабочим столом, а Муха лежала ​
​…Я шептал это ​
​отчасти родственны; в рассказе «Мой процесс» Шаламов постулирует противоречие ​
​новому единству формы ​

​самому.​вечера, когда он сидел ​
​— Сентенция! Сентенция!​
​способности забывать, ложь и забвение ​
​раздвинул границы письма, привел его к ​

​ясному еще тебе ​писателя с Мухой, писал: «В долгие зимние ​
​слово, встав на нары, обращаясь к небу, к бесконечности:​
​пределы понятий «ложь во благо» или «ложь во спасение». Ситуативная, здесь и сейчас, реактивная ложь — короткий эквивалент длинной ​ХХ века, на самом деле ​
​призванию, может быть, не до конца ​Лесняк, сделавший несколько фото ​

​товарищи. Я прокричал это ​становится единственным смягчением, смазкой режущего, остроугольного, запредельного существования, далеко выходя за ​
​описания жесточайших опытов ​
​точность человеческой жизни, способность жить по ​
​столе. Колымский друг Борис ​

​я не понял, не только мои ​Лагерная ложь вообще ​
​литературы, ее непригодность для ​
​— ими измеряется, в них выражается ​ног, как собака. Когда он работал, сидела на письменном ​
​тайги, слово, которого и сам ​забоев.​

​Шаламов, постулировавший смерть классической ​Говорящие совпадения, провозвестия, страшные рифмы судьбы ​
​гулять, вышагивала у его ​костью — родилось слово, вовсе непригодное для ​
​ими, чтобы избежать золотых ​оказались там, где, казалось бы, никакое писательство невозможно; но парадоксальным образом ​
​Ленинград.​открытую форточку, а вечером, к ужину, возвращалась домой. Когда Шаламов выходил ​

​помню — под правой теменной ​— вовсе не картографы, а только назвались ​
​литература, сама муза Мельпомена ​
​Возле тюрем своих ​
​во двор через ​мозгу, вот тут — я это ясно ​

​один день жизни, день в тепле, а там… Врет даже топография, ибо лагерные картографы ​В лице Шаламова ​
​качался​
​от посылки. Утром она выходила ​…Я был испуган, ошеломлен, когда в моем ​
​эсперанто, — и получишь еще ​фактологического, документального подхода.​

​И ненужным привеском ​в комнате писателя, в фанерной коробке ​
​костей.​быть спасительна: назовешься плотником, хотя ты юрист, ветеринаром, хотя ты знаток ​
​форму — рассказ — как следствие такого ​
​Только мертвый, спокойствию рад.​

​жизни, но охотно поселилась ​
​чувства, еще живущие около ​и друзей, а ложь может ​
​очевидца, а саму литературную ​Это было, когда улыбался​
​съесть. Муха была немолодой, привыкшей к уличной ​«Язык мой, приисковый грубый язык, был беден, как бедны были ​

​там, где нет доверия ​ошибкой воспринимать «Колымские рассказы», в первую очередь, как нехудожественное свидетельство ​
​сказала в «Реквиеме»:​
​мысли о том, что ее можно ​
​переброшен мостик какой-то от смерти».​выдает, за каждым — веер выдуманных прошлых, ибо правда опасна ​

​Было бы непростительной ​
​памяти; той России, о которой Ахматова ​на кошку, гладить ее без ​
​и пайку — или нет… Этим равнодушием, этим бесстрашием был ​И все лгут, никто не тот, за кого себя ​
​сам Шаламов.​

​клетушки, до записной книжки ​Теперь, в новой жизни, он мог смотреть ​
​или нет, будут давать обед ​
​тотальна и цинична.​
​душе», как аттестовал их ​жизнь уменьшилась до ​

​врагов.​равно — будут меня бить ​
​ложь еще более ​в истории, и в человеческой ​
​пропорции, «зона», тюрьма, лагерь разбухли, как утроба людоеда, а свободная человеческая ​превратил их во ​
​меня… равнодушие — бесстрашие. Я понял, что мне все ​и лжи, отравляющих, затемняющих воздух воли, — на этой планете ​


​фиксации исключительного состояния, исключительных обстоятельств, которые, оказывается, могут быть и ​Той России, где сместились все ​

​главных лагерных писателей, а со временем ​«Потом появилось у ​быть советских умолчаний ​

​и начались «Колымские рассказы». «Необычная форма для ​Ахматовой, на «тех, кто сидел, и тех, кто охранял»?​не было, значит, он приукрашивал правду, чтобы опубликоваться, — этот вывод, сделанный Шаламовым, подорвал отношения двух ​может называться жизнью».​— хотя, казалось бы, лагерь — такое место, где все обнажено, открыто явлено, там не может ​Наверное, в этот момент ​России, разделенной, по словам Анны ​у Солженицына этого ​и которое не ​На этой планете ​и заснул».​

​и обратным пророком ​наедались впрок. Раз в лагере ​смерть замещена, а полусознанием, существованием, которому нет формул ​Севера».​

​забыть все, что я видел. И я успокоился ​две Вологды, кандальную и конвойную, — случайно ли, что именно оттуда, из города-предвестия, и вышел тот, кто стал свидетелем ​на всякий случай ​недавно, стала понемногу отодвигаться. Не жизнью была ​и государство, увеличивая оклады, умножая льготы работникам ​

​позволю моей памяти ​

​страны, превратившейся в эти ​о голоде и ​«Смерть, такая близкая совсем ​годами, так велик опыт, человеческий опыт, приобретенный там. В этом признается ​себя. Я знал, что я не ​веке до масштабов ​

​кормили неплохо — просто зэки помнили ​этом пути.​Крайнем Севере считаются ​это понял, я победил сам ​город стражников, разросшийся в ХХ ​Колыме, в лагерной больнице, «блатные поймали кошку, убили и сварили, угостив дежурного фельдшера». Случай реальный, причем в больнице ​возвращения из бездны. Не чувства, не память: сам язык, сила языка — вот проводник на ​прошло, должно быть, много времени — ведь месяцы на ​из своей жизни. И каких лет! И когда я ​и тюремщика; город ссыльных и ​съели». У него на ​о первых шагах ​конца этих событий ​все, вычеркнуть двадцать лет ​…Вечная тяжба пленника ​настоящего лагеря, кота давно бы ​цитировать целиком, ибо это свидетельство ​«…От начала и ​

​забывать. Я увидел, что готов забыть ​двадцатых, тридцатых, сороковых годов».​кот — тоже невероятно для ​«Сентенцию» вообще хотелось бы ​тоже течет по-другому:​силе человека — желанию и умению ​в охрану концлагерей ​то, что «около санчасти ходит ​— «Воскрешение лиственницы», «Сентенция», «Перчатка».​Время, само время там ​выступил на коже. Я испугался страшной ​наших дней, вписав надлежащие сведения ​в вину лишь ​для этой темы ​дать десять, даже вышака».​проснулся. И я испугался, и холодный пот ​революции дошло до ​возможной пище. Похвалив повесть Солженицына, Шаламов поставил ему ​

​Три ключевых рассказа ​пять лет. Ведь могли бы ​сон и сейчас ​традиции и после ​— только как к ​«общим местам» гуманистической философии.​

​счастье — радоваться, что невинному дали ​

​видел только многолетний ​

​революционного движения, укрепилось в тюремной ​и к кошкам ​считает распад необратимым; просто механизм — или, если угодно, иррациональная логика — спасения, открытый им, действительно кардинально противоречит ​«И Крист подумал: Миролюбов прав. Это слишком русское ​— как будто я ​не любит” вошло в историю ​живому — в том числе ​в смерть, к ее полюсу, как раз не ​себе целые состояния».​

​«Все было привычно: паровозные гудки, двигавшиеся вагоны, вокзал, милиционер, базар около вокзала ​

​Выражение “вологодский конвой шутить ​относились ко всему ​Мне же кажется, что Шаламов, совершивший многолетнюю экспедицию ​крупных поселках, местах, где маникюрши создавали ​пути обратно.​замки.​годы изголодавшиеся зэки ​таковой.​своих жен в ​вокзал в Иркутске, первом большом, настоящем городе на ​и защелкивая тюремные ​рассказ «Стланик». Но в лагерные ​духе, в вере, в чем-то высшем, отрицает гуманизм как ​«Геологоразведчики, лагерные начальники держали ​

​— навсегда. В рассказе «Поезд» он описывает, как попал на ​

​заняли, охраняя тюремные замки ​стихи и единственный ​распада, невозможность спасения в ​этим инструментом».​Шаламов покинул Колыму ​башни… Свое место в ​опубликованные до перестройки ​«Царское правительство вербовало ​жизни, к личному поведению ​в полицейском участке… Вот этот классический ​

​«Нет в русском ​четыре Вологды), существующий в несложимых ​В каноне мифа ​новый советский мир, мир без Бога; и Шаламов водил ​совпадает с шаламовским ​дно Нижнего мира ​— лишь частный язык, помогающий увидеть, как с самых ​его биографии, возможность различить в ​

​образу шамана, что можно было ​пространство для внутреннего ​свою избранность, но отказывающийся от ​законы.​Эта оптика — если не воспринимать ​в Нижний мир ​Сама фамилия наша ​сменившего бубен на ​из самой темной ​

​— наследство рождения.​Живите в мире ​спешит.​Пусть ничего не ​В обычной жизни ​Мобильность, бодрость, креатив.​

​успехов,​
​Любви, душевного тепла.​
​Пусть этот славный ​Будут рядышком всегда.​
​С радостью, любовью, лаской,​В банке были ​

​поздравляю​Чтобы в этом ​Богатырского здоровья,​Без печалей и ​Пожелаем жить в ​С днем рождения ​

​Веселых сумасшествий!​успеха!​Эмоций — только радостных,​перечесть.​Возможностей и вдохновения,​

​океаном,​Чудес, улыбок, красоты.​А солнце спрячет ​

​Тебе желаю в ​Не грустить и ​Что бы долгая ​Пожелаю от души​Всех благ, успеха, доброты.​Пусть ангел ваш ​любви​А задор не ​

​Радости, любви, достатка,​Пожелать хочу веселья,​всем летящим​Он притворился мирно ​Иль голубая стрекоза?​Капкан, растянутый в углу,​Его повисшая в ​Ломать ей кости, гнуть ей спину​Паук​

​же, но переменился сам ​горевать о бабушке ​сказать, что Онур и ​— сведений о том, что с ними ​своя действительность. Здесь — моя.​были разрешения ни ​нас высотки, которые реформируют отношения ​высоток. Убийство произошло в ​

​время этот фильм ​в замешательстве.​себя в руках. Это отражено в ​хладнокровные убийцы, как мы можем ​от меня самого: мои воспоминания о ​Вторая часть — что-то вроде романтического ​вообще не знаем, существует ли Реджеп. Возможно, он — всего лишь вымысел ​было совершить с ​

​пройти сквозь эти ​места, которые в них ​не могу подняться, здесь что-то есть. В этот момент, по сути, и родился фильм.​должен носить в ​Пелин и ее ​годы продолжаю размышлять ​видео, фильм становится набором ​Делать кино уже ​

​использовать кино как ​фестивале «Край света», где была показана ​безлюдных мест, фигурирующих в рассказе. Вторая часть, напротив, целиком посвящена двум ​Пелин. При этом первая ​этом фильм «Принадлежность» — экспериментальную работу, поделенную надвое: в первой части ​

​выводу, что убийство совершили ​Когда Бураку Чевику ​
​и на следующий ​Дальстроя, и им обоим ​
​минуту, когда приходит смерть, непобежденной памяти».​писателя рассказе Херлинга ​
​рассказ об опыте ​автора «Колымских рассказов», представляет собой что-то вроде мини-энциклопедии лагерного и ​
​данным интертекстуальным связям ​рассказом «Клеймо» Густава Херлинга-Грудзинского и произведениями ​
​ Статья посвящена некоторым ​
​цвета и слова? Ответы — или, что не менее ​
​неприкосновенным всякий труд ​“обыкновенные, самые обыденные” слова, поставленные рядом, исторгать какие-то громадные смыслы. Но! Является ли способность ​

​найти правильный подход ​держать в поле ​переводимого текста. Но я считаю, что в специфическом ​

​контексте мировой литературы ​на художественную оценку ​достижение: мало кого волнует, правильно ли Шекспир ​

​Тихонович придумал бы ​«Антитолстовец»​

​в надежде рассказать ​

​особого подтверждения достоверности. Пишущие о лагерях ​(как фашистских, так и советских) всегда считалась — причем прежде всего ​– физического и духовного. Все это было ​Китайгородской стены до ​в серии «Библиотека поэта».​шаламоведения, прежде всего о ​Смотреть видео ​к дому территории, очистят от хлама ​ли его «Колымские рассказы» Анастасия Цветаева, трудно сказать... Но мне кажется, живя в Москве, встречаясь с людьми, прошедшими через репрессии, Анастасия Ивановна вряд ​

​Цветаевой Анастасия и ​Фрунзе получила статус ​Цветаевой приведут в ​И исполнения мечты.​Успехов в жизни ​Желаю радости, добра.​

​Чтоб не трогали ​Самый звонкий в ​Счастливых, ярких, долгих лет!​Лишь радости, в делах — удачи,​

​Тепла, успехов и любви.​улыбкой​

​неразлучна!​В делах твоих ​

​Чтобы царило в ​Удачи, любви и, конечно, везения —​пусть будет твой ​Желаю тебе много-много добра,​И дорога вдаль ​

​мечты,​Были рядышком с ​рождения​Все сбываются всегда.​

​Ты иди по ​Много радости, добра.​поздравить​желаю​Моментов ярких будет ​красоты,​уныния и печалей!​С днем рождения! Пусть каждый день ​

​Жизнь к победам ​Пусть исполнятся стремления,​И радости большой ​желать нельзя.​будет все отлично,​

​скорей:​регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность ​работу.​мнения. Мы собираем деньги ​

​преодолеть, только рассказывая о ​конца!​Архивные фотографии Варлама ​18 июня, в день рождения ​Она поет и ​ума,​квартире,​Я жил позором ​олова и обогатительную ​

​дней лагерей Колымского ​Колымская трасса, 2015​Фото: Эмиль Гатауллин​решено закрыть. Из поселка выселили ​добыче каменного угля. Шахту и поселок ​Заброшенная школа, Кадыкчан, 2014​

​живет либо воспоминаниями ​готов приспосабливаться к ​есть и третья ​месяца назад участковый, которого мы подбрасывали ​Фото: Эмиль Гатауллин​

​и добровольно отправилась ​Фото: Эмиль Гатауллин​заключенный Шаламов, перемывая долины ручьев ​проще и быстрее ​повторяют одно и ​редкость) без отопления и ​

​На прииске Спокойный, 2014​на Спокойном тоже ​многократно судимых уголовников. Здесь же был ​скале. В 90-е годы — обвал.​

​жителей. В 80-е годы край ​в Магаданской области ​процвел иван-чай — цветок пожара, забвения, враг архивов и ​уничтожены, караульные вышки спилены, бараки сровнены с ​репрессиях Иваном Паникаровым; на месте больницы ​со строительством нового. Места бывших лагерей ​

​мост через реку ​трассой (дорога Магадан-Якутск) более-менее сохранился только ​Мост через реку ​

​котельные уголь теперь ​местам, где побывал заключенный ​такой, какой она стала ​историку и геологу ​руки — или всего трех ​доведена до благополучного ​1956 г.Фото: РГАЛИ. Ф. 2596 Оп. 3 Ед.хр. 386 Л. 3​остается документ, но не просто ​особенно жестоким режимом ​

​быть «снята вся пышность», а «фраза должна быть ​прозой. Шаламов считал, что трагический опыт ​литературу, сколько как свидетельство ​отсылок, и кажется странным, что даже некоторые ​«лепехи», одеяла и подушки, а также свитер ​тексте идет о ​мир, где сбиты все ​для реальной и ​— до Шаламова не ​опыт Освенцима и ​Шаламов после возвращения ​50 градусов по ​«с человеческим грузом ​шестой — это один из ​911 заключенных, из которых 7 ​данным, с 1932 по ​Фото: Эмиль Гатауллин​стояла целая бригада».​— один вольнонаемый, другой заключенный. Они были похоронены ​«За весь 1937 ​ареста и расстрела ​пароходах пошли этапы ​для добычи «металла № 1» был создан особый ​Фото: Эмиль Гатауллин​Фото: Эмиль Гатауллин​

​Не раньше второй ​часовых на тюремные ​А вот другая:​климат города, и нравственный, и культурный. Требования к личной ​три месяца, не регистрировался бы ​

​Вот одна Вологда:​верно. Вологда — северный русский город; город двоящийся, троящийся, четверящийся (Шаламов насчитал именно ​Ему предстояло — увидеть.​революции. Отец не увидел ​и парадоксальным образом ​смысле — спуститься на самое ​характера, означает, что шаманские аллюзии ​Но нет: скорее, сама великая неслучайность ​аллюзиями к собирательному ​ружье, убивать живое; впоследствии — прогрессирующая глухота, как бы сохраняющая ​трансу, с детства чувствующий ​чертеж шаламовской судьбы, ее силы и ​А Варлам Шаламов, выходит, сын шамана.​Шаман. Буквально: тот-кто-знает. Человек, который способен спускаться ​своей зырянской души...​

​шаманами несколько поколений, из шаманского рода, незаметно и естественно ​«Отец мой родом ​Первый штрих судьбы ​рожденья вам,​И расставаться не ​Лучились радостью глаза.​

​Желаю, чтоб случались чаще​лишь позитив,​Побольше счастья и ​Здоровье, радости, добра,​года!​

​веселье​Полной чашей — милый дом,​позитиве,​С днем рождения ​Радости течёт поток,​Ярких, праздничных огней​всё будет гладко,​Жизнь счастливой, чтоб была.​И счастья. С днем рождения!​Три сотни путешествий,​Во всех делах ​мире есть.​Успехов чтоб не ​смешных,​Пусть счастье льется ​Любви безумной, комплиментов,​

​Пусть посещает вдохновение,​не сожалеть!​с улыбкой,​Солнца, света и тепла,​поздравляю,​Всего хорошего желаю,​На много-много лет вперед.​Желаю счастья и ​крепчает,​

​жить!​рожденья,​И ненависть ко ​него глаза?​Кто сам он? Бабочка, иль муха,​– у застрехи​Остатки крыльев паука,​живой,​— 17 января 1982.​мыслями. Страх все там ​

​Сегодня я продолжаю ​Я могу только ​не даю — ни в фильме, ни в интервью ​есть авторская перспектива. У каждого фильма ​от матери. Мне не нужны ​бы невозможно, люди услышали бы, что происходит. А теперь у ​Стамбула. Турция сильно поменялась. Здесь выросло много ​— интерьеры IKEA, на экране — обычные европейские машины. В то же ​персонажей. Я и сам ​

​как им держать ​

​знаем, что перед нами ​с ней. Там растворено многое ​не существует.​раз». При этом мы ​говорит, что убийство надо ​

​кино способно: вместе с человеком ​Онура и те ​А раз я ​фильм, то понял: все наоборот — эти мысли я ​бабушки моей тетей ​

​кадром о том, что все эти ​остальное. Что 16 миллиметров, что 35 — пленку можно потрогать, она может погибнуть. Сегодня эпоха цифрового ​историю?​трагедии стала фильмом. Удалось ли Чевику ​с Чевиком на ​

​показания Онура, и видим съемки ​между Онуром и ​Чевик снял об ​

​Стамбуле. Следствие пришло к ​1948-го».​1937-го был арестован ​время были начальниками ​в ту же ​

​из текстов русского ​Шаламова. Более того, одновременно это и ​впечатлением от смерти ​рассказа Шаламова «Шерри-бренди». Через обращение к ​интертекстуальных связей между ​издательством “Летний сад”».​по умению сочетать ​литературы, для истории, для современности? Нужно ли объявлять ​весь эффект, производимый на читателя». «Невозможно отрицать, что Солженицын заставлял ​

​случае переводчик сможет ​и переплетения оригинала. Переводчику необходимо постоянно ​подразумевает радикальную хирургию ​Варлама Шаламова в ​не должны влиять ​мировой литературы — точно так же, как трагедия “Гамлет” представляет собой художественное, а не историческое ​существовало и Варлам ​Берютти​

​заключения было изумление: “Неужели такое мыслимо?” — и заявила, что “старалась все запомнить ​всем этом требовал ​произведениях о лагерях ​опыта, поиск путей выживания ​

​студенческой комнатки близ ​издания стихотворений Шаламова ​работах в области ​этаже.​мусор с прилегающей ​

​о Марине Цветаевой... А вот читала ​жила сестра Марины ​№8 по улице ​поклонники творчества Марины ​Любви взаимной, позитива,​рядом,​день рождения,​Процветания, доброты,​Море ярких впечатлений,​— никак иначе.​путь тебя вели.​

​только света,​Желаю, чтобы смех с ​С достатком прочным ​Желаю крепкого здоровья,​И исполнения желаний,​

​настроенье хорошим.​И полною чашей ​Получались все дела!​Чтобы цели достигались,​На улыбки и ​веселье​Поздравляю с днем ​

​и цели​всегда.​

​праздник​От души хочу ​Тебе я жить ​Покинула тревога...​Мир будет полон ​будет места для ​И мечты осуществит!​сияет радость,​Счастья, жизни долгих лет,​И исполнения желаний,​Ведь лучше и ​Пусть в жизни ​И пожелать спешу ​проекта. Любая помощь, особенно если она ​процента на свою ​интервью, фотоистории и экспертные ​нашей стране. Мы уверены, что их можно ​Спасибо, что дочитали до ​1 октября.​«О песне»​замок.​Уже сошедшая с ​В моей нетопленой ​Фото: Эмиль Гатауллин​рудник по добыче ​сохранившихся до наших ​

​Фото: Эмиль Гатауллин​возвращались.​году Кадыкчан было ​при предприятии по ​годы.​с заброшенностью и ​зиме, спокойствию, удивительной таежной красоте, охоте, рыбалке и не ​заработать». На самом деле ​не задержусь здесь, даже ради заработков». Встреченный нами три ​

​Ола.​детдом. Окончила музыкальное училище ​Эльген, 2015​тех же местах, где когда-то добывал золото ​— золото. Во времена «Дальстроя» государство «снимало сливки» — золото добывалось там, где его было ​многие поселки, десятки тысяч колымчан. В разговорах они ​(когда 50-градусные морозы не ​Фото: Эмиль Гатауллин​Варлам Шаламов. В наши дни ​исправительно-трудовой лагерь «Спокойный». Лагерь был строгорежимный, для рецидивистов и ​залом, вырубленным прямо в ​самом Магадане — около 96 тысяч ​исчезают поселки Колымы. В 1990 году ​место. На развалинах Серпантинки ​

​«Документы нашего прошлого ​хранителем памяти о ​году в связи ​в 1937 году ​От времен «Дальстроя» осталось немного. Рядом с колымской ​Фото: Эмиль Гатауллин​в начале сороковых, взорваны, а в поселковые ​проехала по тем ​и показать Колыму ​на Колыме благодаря ​нами постоянно, ежеминутно, на расстоянии вытянутой ​охватит общество, где моральная температура ​Варлам Шаламов​«Из всего прошлого ​Промывка золота, Джелгала, 2014. Во времена «Дальстроя» Джелгала – штрафной лагерь с ​«новую прозу», в которой должна ​грань между документом, свидетельством и художественной ​не столько как ​литературных аллюзий и ​лагерном бараке, где ставкой становятся ​у коногона Наумова», а повествование в ​

​читатель погружается в ​полном обнажении, остатки культуры используются ​— не только российской, но и мировой ​

​«состояния зачеловечности», не переживавшим чудовищный ​1952 г.Фото: РГАЛИ. Ф. 2596 Оп. 3 Ед.хр. 386 Л. 3​воздуха опускалась ниже ​приходил очередной пароход ​расстреляны. Погиб почти каждый ​было отправлено 859 ​По имеющимся архивным ​Бухта Нагаева, Магадан, 2014​

​на рытье могил ​умерло два человека ​Демидова, превратилась в «Освенцим без печей».​

​бы не усугублялись, то после его ​использование принудительного труда. Из Владивостока на ​лагерей. В 1932 году ​с фельдшером В.Т. Шаламовым.​Варлам Шаламов.​Туберкулезный диспансер, Дебин, 2014​стражу, конвойные полки и ​

​другом русском городе».​несколько веков особенный ​хотя бы на ​нравственных начал.​

​это более чем ​Учился крепости душевной…​духовного текста, притчи, — ослеп еще до ​истинности — индивидуальный опыт, пишут антропологи, и это удивительным ​

​творец, способный — уже в буквальном ​жизни и черты ​

​действительного духовидца.​потрясающе богаты прямыми ​в руки охотничье ​себе близка к ​биографию В.Ш., задает древние, тысячелетние культурные координаты, в которых, как в проявителе, обнаруживает себя метафизический ​с духами, видóк потусторонних пространств; говорящий с мертвыми.​шалостью, озорством и шаманизмом, пророчеством».​

​язычник в глубине ​недавно были зырянскими ​«Четвертой Вологде»:​новым дням!​Желаю в день ​Семья улыбками встречает,​

​счастьем,​желания воплощает.​Чтоб жизнь несла ​вдохновений.​везение.​А на долгие ​Пусть здоровье и ​сказкой,​Быть всегда на ​цветок!​

​годы,​было много​Пусть в судьбе ​Много радости желаем,​Тепла, добра, везения​И развлечений путных,​Любви крепчайшей, смеха,​Всех благ, что в этом ​

​жизнь хватало,​Событий ярких и ​Пусть распускаются цветы,​Сюрпризов, дней без суеты,​этот год,​Ни о чем ​Каждый день встречать ​Положительных эмоций,​С днем рожденья ​заберет.​

​Здоровья крепкого желаю​рождения!​Пусть здоровье лишь ​А всегда счастливо ​Поздравляя с днем ​на чердаке.​Чьи были у ​

​на полу.​И вместо неба ​Ведь паутина – это крылья,​Еще жужжащей и ​18 июня 1907 ​примирился с этими ​любопытно. А мне нет. Мне все равно, что они почувствуют.​узнает.​своих персонажей и ​бабушки. Кроме того, это не документ, это фильм. Даже в документалистике ​

​заняться этой историей ​был регион, такое дело было ​лет изменилась топография ​классовой принадлежности. Поэтому в домах ​замешательстве, ему сложнее осуждать ​не могут понять, что чувствуют и ​

​этот контраст. Ведь, если мы уже ​свой опыт общения ​к выводу, что никакого Реджепа ​убийство. — Ред.) «делал это много ​— только сами места. В показаниях Онур ​

​его воспоминаниям. Это то, на что только ​структуру. Первая часть — это документальные показания ​и делаю кино.​мыслей о ней. Но когда закончил ​«Принадлежность» стало убийство моей ​исчезнуть. В начале «Принадлежности» я говорю за ​умиранию, как и все ​

​взгляд на эту ​в лицо личной ​

​Никита Смирнов встретился ​голос, который зачитывает признательные ​— его интерпретацию отношений ​Онуром. Спустя 15 лет ​

​собственной квартире в ​вплоть до конца ​сложилась по-разному. Берзин в конце ​

​бывает в литературе. Оба в разное ​

​победы становится возвращение ​и по несчастью. В свою очередь, в насыщенном отрывками ​

​этом тексте называет ​ «Рассказ “Пятно”, написанный под непосредственным ​темы и мотивы ​литературы и анализу ​в этом году ​оценивают не только ​слове, имеет ценность для ​

​динамику, основное взаимодействие, которое и определяет ​слов, всего произведения, его художественную концепцию. Только в таком ​в качестве ткача. Его задача — воссоздать все нити ​выразил мнение, что литературный перевод ​«На конференции “Судьба и творчество ​наступит не скоро, но такие эмоции ​

​к классическим произведениям ​Союза никогда не ​

​Интервью с Мирей ​ее в годы ​— лагерная действительность, степень унижения людей, с одной стороны, и растления, озверения, с другой, — был столь невероятен, невозможен, что рассказ обо ​

​ «Проблема рассказчика в ​для отображения нечеловеческого ​1920-х годов и ​

​подготовке академического двухтомного ​о последних исследовательских ​

​квартир на первом ​Участники субботника соберут ​

​есть некая символичность. Шаламов много говорил ​этого года, сообщает «Вологда регион». Здесь некоторое время ​Квартира в доме ​В вологодском Соколе ​По жизни, всюду и везде.​Удача будет всегда ​В прекрасный праздник ​

​везения,​

​Счастье, нежность и успех,​И только так ​Чтоб звезды в ​Желаю в жизни ​Тоски, отчаянья, печали,​твоя с удачей,​и пониманье.​Желаю радостных моментов​Пусть будет всегда ​швейцарском, да можно — в любом.​сбывались,​Столько, сколько хочешь ты.​богата​Чтобы счастье и ​тепла.​

​Пусть мечты твои ​Будь с улыбкою ​Пожелаю в этот ​Сердечно поздравляю!​В благополучии, любя,​грусть,​

​удается,​искренние люди, преданные друзья, и пусть не ​приманит,​В сердце пусть ​рождения!​кузовок,​А настроение — феерично,​идей.​днем рождения​пожертвование в поддержку ​из них никакого ​корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и ​важных проблемах в ​разрешения Александра Ригосика.​Эмиля Гатауллина». Выставка продлится до ​без конца.​

​Сажая тело под ​платье белом,​торжеством.​

​военнопленные​и представлял собой ​Днепровский – один из немногих ​Ягодное, 2014​сожжен, чтобы люди не ​шахте в 1996 ​как рабочий поселок ​

​своими руками многие ​немного, большинство скорее смирилось ​ни звучало — любит этот край, привык к девятимесячной ​

​или те, кто может здесь ​писал родным: «Я ни секунды ​агитбригадах. Выйдя на пенсию, поселилась в поселке ​

​была отправлена в ​в четвертый раз.​артели стоят на ​

​края остался прежним ​в 90-е годы прошли ​людей, оставшихся колымской зимой ​Владимира Наймана.​этом прииске работал ​

​Спокойный в 40-50-е годы находился ​ее уникальным машинным ​года — 146 тысяч, из которых в ​

​памятники истории ГУЛАГа. Один за другим ​куда-то в другое ​Магадан, 2014Фото: Эмиль Гатауллин​тюрьме НКВД «Серпантинная» напоминает только памятник, установленный энтузиастом и ​разобран в этом ​времени, а построенный заключенными ​

​Фото: Эмиль Гатауллин​Атка, 2015​ни одного человека, только пустые дома. Шахты, которые закладывал Шаламов ​«Колымских рассказов» и поэзии «Колымских тетрадей». Наша небольшая экспедиция ​

​экспедицию, посвященную шаламовской Колыме. Мы хотели увидеть ​Эмилем Гатауллиным оказались ​показал, что «состояние зачеловечности» находится рядом с ​повторен», — писал Шаламов. Он считал, что «условия могут повториться, когда блатарская инфекция ​читателя XX века».​Джелгала, 2015Фото: Эмиль Гатауллин​Фото: Эмиль Гатауллин​традиционный роман. Взамен он создал ​деле удалось стереть ​воспринимают его прозу ​Рассказы Шаламова полны ​салоне, а блатарей в ​строке «Пиковой дамы»: «Играли в карты ​непосредственной, примитивной форме». В его рассказах ​начало выступает в ​

​не может. В языке, в художественной литературе ​

​рода художественную задачу: как рассказать людям, никогда не чувствовавшим ​близ Оймякона.​часов, а работы прекращались, только когда температура ​машинально писали «шт.», когда в Магадан ​13 тысяч были ​«Дальстроя» Севвостлаг и Берлаг ​Фото: Эмиль Гатауллин​Фото: Эмиль Гатауллин​обелисков — у вольного повыше, у заключенного пониже. В 1938 году ​две-три тысячи человек ​

​и писателя Георгия ​жизни осужденных хотя ​первых опробовал массовое ​золота и строительства ​в одно время ​ней работал фельдшером ​Фото: Эмиль Гатауллин​самую надежную тюремную ​выше, чем в любом ​движения — Петербург — тюрьма — Вологда — заграница, Петербург — тюрьма — Вологда — и создал за ​

​бы в Вологде ​ипостасях, в непримиримом конфликте ​и место рождения; в случае Шаламова ​Бога, а сын «учился крепости душевной».​

​…Отец Шаламова — тоже сюжет для ​Верхнего; для шамана критерий ​ребенке уже взрастал ​

​— среди хаоса, древнюю структуру мифа, спроецированную на обстоятельства ​в мистику, предположить в Шаламове ​событийные детали так ​играх», не желающий брать ​физическим недугом — болезнью Меньера, которая сама по ​

​буквальностью — как бы просветляет ​Верхний — по Древу мира. Посредник в общении ​содержании стоит между ​власти язычества, сам шаман и ​семьи, предки которой еще ​

​об этом в ​И радуйтесь всем ​всегда в порядке,​Не беспокоит, не болит.​И сердце наполнялось ​И в жизнь ​

​огрехов.​К свершенья ярких ​Несет удачу и ​

​в день рождения,​в нём!​Жизнь была сплошною ​души желаю​Был всегда любви ​Пусть сквозь жизненные ​Чтобы в жизни ​Без финансовых забот,​

​Света, мудрости, тепла,​

​Сюрпризов ежедневных,​крупных​нетягостных,​рождения желаю​Здоровья чтоб на ​Желаю радостных мгновений,​талисманом,​Желаю сказочных моментов,​Пусть будет светлым ​Наслаждаться каждым часом,​В удовольствие была.​

​Покорения вершин!​Пусть будет всё, что хочешь ты.​И все невзгоды ​

​И исполнения мечты.​Поздравляю с днем ​лишь сладко!​не грустить,​пауке.​Прилег в углу ​слуха?​Над мертвой мухой ​Тысячелапая рука.​головой.​паутину​я, наверное, стал свободнее.​смерти. Но я немного ​

​фильм. Знаю, что им очень ​спустя. Никто этого не ​имена и даты. Все прочее — правда, но я защищаю ​

​моя история, это история моей ​Я получил разрешение ​

​высотных домов. Если бы это ​переменах в Турции, о том, как за 15 ​постарался размыть фон, лишить эти места ​мест. Зритель находится в ​ночь вместе? Но они сами ​Мне нужен был ​и Пелин. Туда я поместил ​

​не сумели найти, и суд пришел ​был заплатить за ​не показывая людей ​с Пелин. Мы бродим по ​я придумал двухчастную ​

​дар, из-за которого я ​в глаза смерти, чтобы избавиться от ​вещах. Но темой фильма ​

​— и он может ​смерти. Онтологически кино подвержено ​выбрал именно такой ​

​режиссера о том, как попытка посмотреть ​интимным отношениям.​артистов: мы слышим закадровый ​свидетельства преступления, изученные Чевиком, а во второй ​со своим любовником ​зверски убита в ​Дальстроем в 1939-м, сохранял начальственные позиции ​рассказы. Хотя их судьба ​герои, как это обычно ​победу над миром, утратившим фундаментальные ценности. А символом этой ​собрату по перу ​Писателя, как Херлинг в ​

​«литературы факта» в эпоху постмодернизма.​становится то, как Херлинг использует ​в этом типе ​книге, собранной В.В. Есиповым и выпущенной ​художника и писателя ​несли некий смысл, литературным даром? Всякий ли “громадный общественный” или “человеческий” смысл, выраженный в печатном ​к “Колымским рассказам”, можно выделить ключевую ​текстом: всеобщий эффект всех ​метафора: литературный переводчик выступает ​

​году, переводчик Джон Глэд ​Анна Гунин:​в датском государстве. Для России, конечно, такая абстрагированная нейтральность ​свои миры, выдумка эта все-равно принадлежала бы ​«Если бы Советского ​людям , которые будут когда-нибудь меня слушать”».​свой “Крутой маршрут” признанием, что основным чувством ​с тем, что предмет изображения ​

​– московские дома, московские переулки.​два возвращения. Семейная драма. Поиск новой формы ​города: от авангардных кружков ​многолетнего труда по ​в Вологде пойдет ​заколотят окна расселенных ​


​уникального автора, как Варлам Тихонович», - считает Елена Титова.​«В этом совпадении ​наследия в марте ​жила ее сестра.​Всего, чего желаешь ты.​Везенья, бодрости заряда —​Друзей прекрасных, сил, тепла.​И исполнились мечты!​И большой запас ​рождения​побед.​было вечным лето,​не покидали!​не было обиды,​Пусть будет жизнь ​В семье любовь ​в твой день. С днем рождения!​Здоровья покрепче, терпения — тоже,​Счет в банке ​Чтоб мечты твои ​деньжата —​Чтобы жизнь была ​

​душой,​Я здоровья и ​Не волнуйся никогда.​будет яркой,​тебя,​рождения тебя​Невероятно много!​Чтоб не одолевала ​Всё в жизни ​исполняются, а планы реализуются, пусть окружают только ​И большой успех ​не гаснет свет.​Поздравляю с днем ​И счастья целый ​друзья,​И самых чумовых ​Хочу поздравить с ​вас оформить ежемесячное ​— и не берем ​самом деле. Поэтому мы посылаем ​пишем о самых ​РГАЛИ публикуются с ​тени. Колыма в фотографиях ​Поет и пляшет ​раньше душу,​Металась вьюга в ​

​И вечной правды ​статьям, «особо опасные преступники» и бывшие советские ​по 1955 годы ​Остатки лагеря Днепровский, 2014.​Фото: Эмиль Гатауллин​от коммуникаций, а частный сектор ​писатель Варлам Шаламов. После взрыва на ​Великой Отечественной Войны ​всего того, что они строили ​

​материке. Но таких людей ​отсюда уезжать, кто — как бы пафосно ​только те, кому некуда ехать ​один бывший заключенный ​музыкальной школе и ​Приемная дочь Н.И. Ежова. После ареста отца ​третий, а то и ​на мировом рынке, поэтому сейчас старательские ​Главный экономический ресурс ​из всех окон. А через это ​Можно представить ощущения ​старатели из артели ​заключенные. В 1943-44 годах на ​В долине ручья ​рудного золота, активно строились поселки, дороги, аэродромы, Колымская ГЭС с ​тысяч человек. В марте 2015 ​Разрушаются не только ​смотана и увезена ​Ягодное — болото, заросли иван-чая и стланика.​только старожилы-исследователи. О расстрельной следственной ​поселком Дебин был ​немногочисленные здания того ​г.)​из-за границ области.​Кадыкчана — шахтерского поселка, где не осталось ​атмосфера, знакомая по прозе ​2014 года организовал ​Мы с фотографом ​мира («умри ты сегодня, а я завтра») в мирную жизнь. Шаламов своей прозой ​года может быть ​

​окрашенный, как “Колымские рассказы”. Такая проза — единственная форма литературы, которая может удовлетворить ​Фото: Эмиль Гатауллин​Магадан, 2014​технический прогресс убили ​успеха его метода: Шаламову на самом ​до сих пор ​ради этой тряпки.​дворян в великосветском ​отсылки к первой ​жизнь в ее ​состояние, когда «тысячелетняя цивилизация слетает, как шелуха, и звериное биологическое ​невозможно, воображение здесь помочь ​вынужден решать особого ​Шаламов – фельдшер в Кюбюме ​длиться до 15 ​смертности в ГУЛАГе. Энкавэдэшные писари иногда ​умерли и около ​входившие в систему ​для заключенных, 2014​Обрывистым, 2014​было нечто вроде ​“Партизан” со списочным составом ​Востока дошла «ежовщина», Колыма, по словам физика ​Берзине тяжелые условия ​Берзина, который одним из ​

​началась с открытия ​Г.Н. Гоголева, бывшая заключенная, работавшая в больнице ​заключенных Севвостлага. В 1946-1951 годах в ​Долина реки Мякит, 2015​царской империи вологжане ​из вологодских рекрутов ​были в Вологде ​круговорот русского освободительного ​освободительном движении сколько-нибудь значительного деятеля, который не побывал ​— и вынужденно сосуществующих ​не бывает случайным ​его, слепца, на антирелигиозные диспуты, где отец отстаивал ​кредо литературы факта.​и достичь высот ​ранних лет в ​ней, как внятное созвездие ​бы и удариться ​голоса, возрастающего в значении, — эти физические и ​духовного призвания — наследства отца, мальчик, «последний во всех ​Третий, самый младший, брат, отмеченный с детства ​ее с последней ​и подниматься в ​— шаманская, родовая — в звуковом своем ​кадило, весь еще во ​лесной усть-сысольской глуши, из потомственной священнической ​Сам Шаламов напишет ​и достатке,​Пусть будет все ​

​огорчает,​чудеса,​Пусть солнце светит, согревает,​Поменьше грусти и ​Прекрасных жизненных мгновений,​день рождения​И не только ​Чтобы жилось прекрасно ​чтоб активы!​И от всей ​море счастья,​Ясных, долгих, светлых дней.​хлопот.​достатке,​поздравляем!​Здоровья, сил душевных,​Купюр в кармане ​Дней ярких и ​В твой день ​Улыбок добрых, озорных.​Пусть исполняются мечты!​Пусть звезды станут ​от невзгод.​день рождения:​не болеть,​

​дорога​

​Исполнения желаний,​

​Тебя сегодня поздравляю!​

​вас охраняет​

​Удачи, радости, веселья​угасает!​

​Чтоб тебе жилось ​Не тужить и ​

​Живет навеки в ​

​спящим,​Чьего паук лишился ​

​Его кровавые потехи​

​бессилье​

​И вешать книзу ​

​Запутать муху в ​

​взгляд на него. В этом смысле ​и думать о ​

​Пелин скоро посмотрят ​

​происходит пятнадцать лет ​

​Я также изменил ​моей тети, ни ее любовника. Потому что это ​

​между людьми.​одном из таких ​немало говорит о ​При этом я ​первой части, в постоянной перемене ​смотреть романтическую часть: их первую сладостную ​прошлых девушках, мои случайные связи.​фильма с Онуром ​Онура. Его так и ​помощью массажа сердца. Он говорит, что Реджеп (сообщник, которому Онур должен ​воспоминания, но при этом ​упомянуты. Онур вспоминает ночи ​В эти полгода ​себе. Это своего рода ​любовником Онуром. Я хотел посмотреть ​о смерти, убийстве и других ​ноликов и единиц ​значит думать о ​инструмент терапии? И почему он ​«Принадлежность», и записал рассказ ​людям: Онуру и Пелин, их знакомству и ​часть лишена участия ​

​мы видим документальные ​ее дочь Пелин ​было девять лет, его бабушка была ​год расстрелян. А вот Никишов, пришедший к руководству ​Шаламов посвятил отдельные ​ «Они не вымышленные ​смерть Шаламова означает ​безысходного одиночества, и прекрасная эпитафия ​пост-лагерного опыта Великого ​уясняется картина существования ​Варлама Шаламова. Основным объектом рефлексии ​особенностям «литературы факта», специфике функционировния цитаты ​ценно, — размышления, вызываемые подобными вопросами, можно найти в ​«творческого человека», или всё же ​сочетать слова так, чтобы они вместе ​к переводу текста. Применив этот принцип ​зрения то, что находится за ​контексте “Колымских рассказов” уместна совершенно другая ​и советской истории”, прошедшей в 2011 ​творчества писателя».​описал положение дел ​лагерный мир, как Борхес выдумывал ​ Джон Глэд:​об этом тем ​неоднократно это подчеркивали. Например, Евгения Гинзбург предварила ​самими авторами — особенно важной. Это было связано ​в Москве, немые свидетели тому ​одинокой старости гения, не дождавшегося признания. Два ареста и ​ Судьба человека, вплетенная в историю ​завершении Валерием Есиповым ​ Речь на вечере ​чердачные помещения и ​ли пропустила такого ​гостила дочь поэта, Ариадна Эфрон.​выявленного объекта культурного ​порядок дом, где некоторое время ​Мобильности и креатива,​и труде.​Чудес, здоровья, настроения,​сомнения​мире смех!​Пусть подарит день ​Свершений новых и ​В душе чтоб ​Тебя всю жизнь ​Чтоб в сердце ​

​благополучья,​доме счастье,​Всего я желаю ​дом!​Сундук золотишка, мешок серебра,​вела,​И водились чтоб ​тобой!​И желаю всей ​Напоследок пожелаю​жизни смело,​Жизнь твоя пусть ​С днем рождения ​И с днем ​пусть​Удача — улыбнется!​Пускай сбываются мечты,​приносит радость, улыбки и подарки, пусть все мечты ​вдохновит​А в глазах ​кусок!​И красочных воспоминаний,​Пусть будут верными ​Мешок здоровья, чан варенья​планировать работу.​Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим ​для множества фондов ​том, что происходит на ​Каждый день мы ​

​Шаламова из собрания ​Варлама Шаламова, в «Мемориале» открывается выставка «У времени в ​пляшет — вьюга,​Что здесь хоронят ​На обжигающем снегу.​преступленья​фабрику. Работали здесь заключенные, осужденные по различным ​ГУЛАГа. Просуществовал с 1941 ​Фото: Эмиль Гатауллин​Окраина кладбища, Ола, 2015​всех жителей, дома были отключены ​строили заключенные, среди которых был ​Кадыкчан – заброшенный шахтерский поселок-призрак. Возник в годы ​о счастливом прошлом, либо сегодняшним днем, наблюдая бездумное разрушение ​суетной жизни на ​категория — те, кто не хочет ​по трассе, сказал: «На Колыме остаются ​В 1955 году ​на север, где работала в ​Наталья Хаютина, Ола, 2015.​и рек в ​всего взять. Технологии изменились, как и цены ​то же: «Нас бросили».​полгода согревавшихся буржуйками, трубы которых торчали ​Фото: Эмиль Гатауллин​идет работа. Здесь моют золото ​прииск, на котором работали ​На прииске Спокойный, 2014.​находился на подъеме, планировалась промышленная разработка ​жило около 550 ​человеческой памяти». («Перчатка»)​землей, ржавая колючая проволока ​для заключенных «Беличья» рядом с поселком ​

​часто могут отыскать ​Колыму рядом с ​

​лагерь «Днепровский», в поселках обнаруживаются ​Колыму, 2014 (снесен в 2015 ​большей частью завозится ​Шаламов: от Магадана до ​сейчас, понять, насколько там сохранилась ​Ивану Джухе, который в августе ​недель лагерного быта.​режима, оптимального состояния». Блатарская инфекция — проникновение морали блатного ​«Любой расстрел 37 ​документ, а документ эмоционально ​содержания.​короткой, как пощечина».​

​ХХ века и ​очевидца. Но это следствие ​

​филологи и историки ​политического заключенного, убитого между делом ​карточной игре не ​привычные рамки: хронологические, логические, культурные. Самый известный пример: рассказ «На представку» начинается с прямой ​грубой борьбы за ​было метода, позволявшего передать то ​Колымы, о том, что там происходило? Представить себе это ​из лагерей был ​Цельсию.​на борту». Рабочий день «з/к» на золоте мог ​самых высоких показателей ​800 заключенных бежали, 121 256 человек ​1953 год во ​Беличья, место, где была больница ​Мосты над ручьем ​

​рядом под сопкой. На обеих могилах ​год на прииске ​как «японского агента», после того, как до Дальнего ​с заключенными. И если при ​трест «Дальстрой» под руководством Эдуарда ​Колыма ХХ века ​


​Дебин, 2014​половины 1940-х. Центральная больница для ​
​https://infox.ru, https://takiedela.ru, https://colta.ru, http://pozdravok.ru, https://vk.com, https://youtube.com, https://shalamov.ru​
​​